— Ты имеешь в виду с Бренданом тоже?
— С Кэрри и Бренданом, да.
У меня заныло в животе.
— Не уверена, что я тогда буду свободна.
— Я знаю, что для тебя это тяжело, Миранда, но чувствую, как это важно. Для Кэрри, я имею в виду.
— Мне совсем не тяжело. Совсем. Я просто не знаю, буду ли я свободна, вот и все.
— Мы можем перенести на субботу. Или даже на вечер, если тебя это устраивает. Или ты уезжаешь на все выходные?
— Хорошо. Воскресенье, — сказала я, сдаваясь.
— Все будет очень непринужденно. Тебе будет хорошо.
— Я знаю, что мне будет хорошо. Я не волнуюсь. Ни в малейшей степени. У всех сложилось неправильное представление.
— Может быть, ты кого-нибудь приведешь с собой?
— Что?
— Кого-нибудь. Ты знаешь. Если есть кто-то…
— Сейчас никого нет, мама.
— Прошло слишком мало времени.
— Сейчас мне уже пора уходить.
— Миранда…
— Да?
— О, не знаю. Просто… ну, тебе всегда везло. Пусть теперь наступит очередь Кэрри. Не стой на ее пути.
— Это глупо.
— Пожалуйста.
Я представила, как она крепко сжимает телефонную трубку, ее напряженное, нахмуренное лицо, прядь волос, всегда свисающую над глазом.
— Все будет хорошо, — сказала я только для того, чтобы остановить ее. — Обещаю, что ничего не стану делать, чтобы встать на пути Кэрри. А сейчас мне действительно пора идти. Увидимся завтра, когда я заберу Троя, ладно?
— Спасибо, дорогая Миранда, — сказала она прочувствованно. — Благодарю тебя.
— Я никогда не встречалась с ним, нет?
Мы сидели на полу, поджав ноги по-турецки, прислонившись спиной к дивану, и ели печеную картошку. Лаура положила на картошку сметану, а я, очистив, намазала толстым слоем масла и посыпала сверху тертым сыром. Очень приятно. На улице было темно и сыро.
— Нет, все произошло так быстро. Ты уехала в Барселону еще до начала, а вернулась, когда все уже было кончено.
— Это ты порвала с ним?
— Именно я.
— Так почему ты против?
— Не против, — успела произнести я до того, как у нее вырвалось:
— Ты против. Могу точно сказать, что ты против.
На мгновение я задумалась.
— Да, против. Потому что от этого бросает в дрожь. Возникает неприятное ощущение кровосмешения. А то, как об этом думают моя мама и, надо полагать, все остальные, убивает меня. Мне хочется сокрушить все вокруг.
— Понимаю, это должно быть болезненно, но и довольно смешно.
— Нет, — сказала я. — Никоим образом, совсем не смешно. Она называет его «Брен».
— Ну…
— А он называет меня «Мирри».
— Семьи, туманно сказала Лаура.
Она вытерла подбородок.
— Мирри, — повторила я. Затем добавила: — Слишком сильно реагирую?
— Вполне возможно.
— Да, ты права. Слишком сильно реагирую.