— Великолепно, — сказала я. — Действительно, все просто великолепно. Вы даже не представляете.
Позвонила Трою по мобильному телефону и рассказала ему. Буквально услышала, как он улыбался.
Я приехала в свою квартиру немного раньше. В одном из окон горел свет, хотя никаких признаков машины Кэрри не было. Вставила ключ в замок, замешкавшись в темноте, и затем открыла дверь. Если бы никого не оказалось дома, можно было бы вздохнуть с облегчением. Если же они здесь, можно рассказать про дом на Лондон-Филдс и попытаться поговорить с Кэрри. Вчера я поняла, что она никогда не сможет простить меня, но сегодня все выглядело для меня совсем иначе. Ничего не случилось, кроме того, что произошло во мне самой.
Я поднялась по ступеням и почувствовала запах, который заставил меня раздраженно выругаться про себя, потому что, конечно, плохо, что они вынудили меня выехать из моей собственной квартиры, но должны же они были хотя бы содержать ее в чистоте, и это самое малое из всего, что они обязаны сделать. Затем толкнула дверь в гостиную, открывая ее. Она ударилась обо что-то, что с грохотом отскочило, когда я толкнула дверь сильнее.
Что я увидела? Что почувствовала? Честное слово, не знаю. И никогда не узнаю. Все слилось воедино, смешалось в бешеной пляске памяти, от которой я никогда не избавлюсь.
Изношенные ботинки, которые я видела раньше сотни раз, но на фут выше пола, а еще выше — парусиновые брюки с пятнами на коленях, пояс с пряжкой на талии. Запах дерьма. Опрокинутый стул. Ужас сжал горло. Я не могла поднять глаза. Нужно посмотреть наверх. Его лицо надо мной, свешивающееся набок, рот слегка приоткрыт, торчит кончик языка. Синева вокруг губ. Глаза открыты, неподвижно уставились в никуда. И увидела веревку, на которой он висел.
Может, он еще жив. О Господи Боже, может быть, жив; пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Подняла стул, встала на него, чуть не перевернулась и тут прижалась к его телу, стараясь поддержать его, чтобы снять давление петли на шею, и попыталась развязать узел. Слишком дрожат пальмы. Его волосы коснулись моей щеки. Холодный лоб. Отклонение тела в сторону. Но люди могут оставаться живыми, когда нет никаких признаков жизни, мы все читали о таком возвращении к жизни, когда уже нет никакой надежды. Но мне не развязать узел, он такой тяжелый, и уже запах смерти. Грязь и смерть, его тело холодное.
Спрыгнула со стула, оставив раскачиваться его тело. Помчалась на кухню. Нож для хлеба в раковине, схватила его и понеслась обратно к Трою. Стоя на цыпочках на стуле, начала резать — нет, пилить веревку, стараясь поддерживать тело. Внезапно он освободился, мы вместе грохнулись на пол, его руки у меня на теле в смертельных объятиях.