Документы, которые были у перебежчика, его фамильное сходство с Гольдрингом, а главное те подробности, которые сохранились в его памяти с детства, — всё это свидетельствовало, что Вильгельму Бертгольду действительно первому пришлось приветствовать сына своего старого друга. Но проверка не помешает. В таких делах нельзя полагаться ни на собственную интуицию, ни на подлинность рассказов и документов. Лучше трижды проверить, нежели один раз ошибиться.
К тому же ещё не известно, что заставило Генриха фон Гольдринга, который мог бы ассимилироваться в Советском Союзе, перейти к немцам. Правда, юноше двадцать один год. Им, возможно, руководило желание отомстить за отца, а если он был воспитан в духе патриотизма, то и желание вернуться на родину. Но, вероятно, главное всё же не в этом. А в тех двух миллионах марок, которые лежат в Швейцарском Национальном банке. Если Генрих фон Гольдринг и дальше оставался бы в Советском Союзе и жил под вымышленным именем, этого наследства он не смог бы получить. «А может быть, он и перешёл к нам именно для того, чтобы, получив наследство, вернуться в Россию? Может быть, он заслан к нам специально?»
Сомнения не давали спать Бертгольду всю ночь. Он рано поднялся с кровати. Да, надо как можно скорее все выяснить. Ведь у него такой чудесный план. Молодой, красивый барон, и… два миллиона марок. Ну чем не муж для его Лоры? Лучше не найти. Чтобы ускорить дело, Бертгольд решил сам взяться за него.
Вызвав начальника отдела агентурной разведки гауптмана Кубиса, он приказал ему собрать все сведения о воспитаннике Одесского пехотного училища Антоне Степановиче Комарове.
— О результатах доложить лично мне, — сурово приказал оберст. — И не тяните, действуйте как можно быстрее.
Пока Кубис связывался со своей агентурой, Бертгольд проводил проверку по другой линии. Он затребовал из архива разведки в Берлине дело Зигфрида фон Гольдринга. Если Генрих действительно помогал отцу, это будет легко установить. Пока же Генрих фон Гольдринг вёл себя очень скромно. Он никогда по собственной инициативе не заходил к Бертгольду, ни к чему не проявлял повышенного интереса, кроме газет, которые читал целыми днями, иногда просматривал старые архивы. Это было понятно: юноша жадно хотел знать, чем и как живёт его родина, от которой он был оторван долгие годы.
Приблизительно через неделю после первой встречи Бертгольд вызвал Генриха к себе на квартиру. Он заказал ужин на две персоны, поставил бутылку водки и вина.
— Ты не хочешь со мной поужинать? — спросил оберст, довольный впечатлением, которое произвёл на Гольдринга хорошо сервированный стол.