– Если у тебя нет руттера! – радостно крикнул Блэксорн, зная, что он хорошо выучил свои уроки. Тогда ему было тринадцать, и он уже год был учеником у Альбана Карадока, штурмана и корабельного плотника, заменившего ему потерянного отца. Карадок никогда его не бил и учил секретам судостроения и жизни в море.
Руттер был и корабельным журналом – маленькой книжкой, содержатся детальные наблюдения кормчего, побывавшего здесь раньше. Там записывался курс по магнитному компасу между портами и мысами, места причаливания и проливы. В ней отмечались отмели и глубины, цвет воды и природа морского дна. Там указывалось, как мы попали сюда и как нам отсюда выйти: сколько дней идти каким курсом, характер ветров, когда они дуют и откуда; время штормов и время хороших ветров, где килевать корабль и где брать воду, где друзья и где враги, отмели, рифы, приливы, гавани, в общем, все необходимое для безопасного плавания.
Англичане, голландцы и французы имели описания своих вод, но воды остального мира посещались только капитанами из Португалии и Испании, и эти две страны считали все свои руттеры секретными. Руттеры открывали путь к Новому Свету или объясняли загадки пролива Магеллана и мыса Доброй Надежды – оба открыты португальцами, поэтому морские пути в Азию охранялись как национальные сокровища португальцами и испанцами, и поэтому за ними с одинаковой яростью охотились их враги – англичане и голландцы.
Но корабельный журнал был хорош, если был хорош кормчий, который его составил, переписчик, который его переписывал, очень редко – печатник, который перепечатывал, или ученый, который переводил. Следовательно, такой журнал мог содержать ошибки. Даже умышленно вводить их. Кормчий никогда не знал этого наверняка. По крайней мере до тех пор, пока сам не попадал в эти места.
В море кормчий был лидером и окончательным судьей над кораблем и его командой. Один он командовал с юта. «Это как крепкое вино, – сказал себе Блэксорн. – Однажды выпив, никогда уже не забудешь и всегда будешь стараться найти, и всегда оно будет тебе нужно. Это одна из вещей, которые сохраняют тебе жизнь, когда другие уже умерли».
Он встал и помочился в шпигаты[1]. Позднее, когда в часах на нактоузе высыпался весь песок, он перевернул их и позвонил в судовой колокол.
– Ты сможешь стоять на вахте и не уснуть, Хендрик?
– Да. Я думаю, что смогу.
– Я пошлю кого-нибудь, чтобы сменить впередсмотрящего. Смотри, он стоит на ветру, а не в укрытии. Это не дает ему уснуть.
На мгновение он задумался, сможет ли он привести корабль по ветру и управляться с ним ночью, и, решив что нет, спустился по лестнице и открыл дверь. Трап вел в каюты команды. Кубрик занимал всю ширину корабля и вмещал кровати и подвесные койки для ста двадцати человек. Теплота окружила его, и он был рад этому и не заметил даже зловония трюма, идущего снизу. Ни один из двадцати с лишним человек не двинулся на своей койке.