— Но, разумеется, мистер Тейлор, вы пили за нас двоих.
Опять возникло знакомое чувство, захотелось закатить ей пощечину, но я ограничился тем, что сообщил:
— Я бросил пить.
— О… и как долго это продлится… на этот раз?
Я откинулся на спинку кресла, потянулся за сигаретами, но Ридж немедленно заявила:
— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали.
Я закурил, говоря:
— Как будто это меня остановит.
Она помахала рукой перед лицом — привычное свидетельство серьезного раздражения некурящих. Я спросил:
— Вы в Дублин?
— Да, для наблюдения за ходом суда. Наш главный распорядился, что полицейские всех рангов обязаны побывать в четырех судах, проследить, как вершится правосудие.
Я легко мог представить себе бюрократов, которых осенила эта светлая мысль, и сказал:
— Давайте я помогу вам избежать этой поездки: оно вершится погано. На улицах не хватает полицейских, так что, видно, жизненно необходимо, чтобы они наблюдали за ходом судебных процессов. Так вы получили повышение?
Лицо женщины-полицейского затуманилось, глаза погрустнели. Она сказала:
— Да уж, конечно, станут они повышать кого-либо моей ориентации.
Я смешался и спросил:
— Потому что вы женщина?
Она снова вышла из себя:
— Вы что, не знаете?
— Чего не знаю?
— Что я лесбиянка?
Видит Бог, моя слепота в некоторых областях недопустима для серьезного следователя. Случалось, хотя и редко, что мне удавались значительные дедуктивные рывки. В остальном создавалось впечатление, что жизнь течет мимо, а я нахожусь в постоянной тьме. Наверное, есть миллион вариантов замечаний по поводу признания «Я лесбиянка». Помимо звуков, означающих солидарность, сочувствие, поддержку. Есть даже фразы с поощрением и юмором. Я же не нашел ничего лучшего, как произнести:
— Вот как
Ридж уставилась на меня, и я понял значение выражения «многозначительное молчание». Именно это мы и имели следующие пять минут. Затем она встала и сказала:
— Я должна вернуться на свое место. Маргарет будет волноваться, куда я подевалась.
Была ли Маргарет той самой ее подружкой? У меня не хватило смелости спросить. Ридж взглянула на полку над моей головой, отметила отсутствие багажа и проговорила:
— Вы всего на день.
Я хотел поскорее от нее избавиться и сказал:
— Я еду в тюрьму.
Она заметила:
— Где вам и место.
И вышла.
В Хьюстоне я прошелся по платформе, надеясь хоть мельком увидеть ее, вернее, если честно, Маргарет, но они от меня улизнули. Я сел в автобус и направился прямиком на О'Коннер-стрит.
Ну и дыра.
Господи, что бы мы ни творили в Голуэе, это все лучше, чем здесь. Когда-то приличная улица стала дешевой, грязной и унылой.