И чего он тогда ревет?
Ему что, славы мало?
Ответ довольно прост.
Ушла его японская подруга.
Бросила его.
Вот почему слезы собирались у него в глазах, которых он уже и не помнил, разве что по слезам, – теперь, с тех пор как ушла японка, слезы приключались каждый день.
Иногда он столько плачет, что ему чудится, будто ему это снится.
Когда Юкико спала, ее волосы спали вокруг нее долго и по-японски. Она не знала, что ее волосы спят. Протеину тоже требуется отдых. Она так не рассуждала. Мысли ее, если вдуматься, были очень просты.
По утрам она расчесывала волосы.
Это она проделывала перво-наперво, едва проснувшись. Всегда очень старательно их расчесывала. Иногда собирала в узел на макушке, совсем по-японски. Иногда распускала, и они доставали до самой попы.
В Сан-Франциско – вечер, начало одиннадцатого. Капли тихоокеанского дождя стучали в окно у постели, но Юкико не слышала, потому что крепко спала. Она всегда спала хорошо, а иногда подолгу, двенадцать часов или около того, и наслаждалась этим, будто шла, например, гулять или вкусно готовила. Еще она любила есть.
Он рвал лист бумаги со словами про сомбреро, упавшее с неба, а она спала, и волосы ее спали с ней, долгие и темные подле нее.
Волосам снилось, как их очень старательно расчешут наутро.
Он посмотрел на пол, на бумажные клочки, где говорилось о сомбреро, нипочему упавшем с неба, и почему-то от зрелища этого заплакал сильнее.
«С кем она спит?» – думал он, а глаза его помчались слезами, пытаясь вырваться вперед, внезапно понеслись наперегонки, обгоняя друг друга на щеках, будто они на Плачевной Олимпиаде и пред ними маячат грезы о золотых медалях.
Он представил ее в постели с другим мужчиной. Мужчина, которого он сочинил ей в любовники, не имел четкого тела, или цвета волос, или даже черт. Ее воображаемый любовник был лишен костей, плоти или крови. Мужчина, которого он уложил с ней в постель, был силовая энергия призрака с пенисом.
Вероятно, если это возможно, он бы заплакал сильнее, узнай он, что она спит одна. Это бы его только больше опечалило.
Куда он денет остаток ночи? Ноябрь, четверть одиннадцатого. Он не хотел смотреть одиннадцатичасовые новости. Не был голоден. Не хотел выпить. Знал, что, если попробовать почитать, книжные страницы поплывут в его слезах.
Поэтому он подумал о том, как она трахается с кем-то другим. Подумал о безымянном лице, другом мужчине, чей пенис входит в нее. Представил, как она стонет и ерзает под тяжестью члена другого мужчины. Такие мысли ему были ни к чему, но он цеплялся за них, словно тонущий моряк за доску посреди океана без горизонтов.