Демократ и западник В.Тишков видит в этом низкое гражданское сознание, чуть ли не природный порок русского человека. Пусть ругается. На деле это именно общинное, братское чувство, которым мы держимся и живы, несмотря ни на какие реформы. В нем — наша надежда.
Но и иллюзий не должно у нас быть. Приписывать тому или иному типу общества какие-то чудодейственные достоинства, гарантии благополучия нельзя. Это наивное увлечение. Исторические обстоятельства в условиях глубокого кризиса могут каждое общество толкнуть в самый страшный коридор. Чтобы этого не произошло, надо знать самих себя и защищать свою сущность. Не позволять неразумным властителям и их хитроумным советникам пытаться эту сущность сломать.
Черный миф о черной сотне
Мифы, если их умело и настойчиво внедряют в сознание, становятся частью массовой культуры и играют важную роль в укреплении общественного строя и государства — или их подрыве. Они превращаются даже в особую форму общественного сознания. Структура мифа и характер его восприятия хорошо изучены, что позволило создать целую индустрию, фабрикующую и внедряющую мифы с целью контроля над поведением людей. В массовой культуре такие «изготовленные в лаборатории» мифы могут занимать большое место и быть инструментом больших программ манипуляции сознанием.
Главную роль играют черные мифы. Они поддерживаются (часто в международном масштабе) для того, чтобы в нужный момент оживить их и провести кампанию манипуляции. Эти мифы разрушают историю ради контроля над настоящим и программирования будущего. Для России в Новое время и для ее отношений с Европой очень важен, например, черный миф об Иване Грозном. Из этого мифа до сих пор и в среде нашей интеллигенции, и на Западе выводится якобы «генетически» присущий России тип кровавой и жестокой деспотии. На глазах нашего поколения фабриковались черные мифы об СССР, которые сыграли большую роль в подрыве легитимности советского строя и уничтожении СССР. Это — целая система мифов: о сталинских репрессиях, о льготах номенклатуры, неэффективности плановой экономики и нашего сельского хозяйства, о негодности советской технологии и жестокости милиции, экологические мифы (например, «нитратный») и пр.
Черный миф, с которым удается в массовом сознании связать противников (они — опричники, инквизиторы, фашисты, сталинисты, мафиози и т.д.) сразу заставляет отшатнуться от них всех колеблющихся. Противники, на которых удалось наклеить ярлык черной метафоры, вынуждены тратить много сил на то, чтобы сорвать ярлык «Да что вы, какой же я сталинист! Я тоже за демократию и за реформы!». Если такой политик не имеет доступа к телевидению, сделать это практически невозможно. Нередко после периода бесплодных попыток тактику меняют: «Да, я — сталинист!». При этом требуется убедить людей, что этого не надо бояться, что образ Сталина злонамеренно мифологизирован, что в действительности быть сталинистом означает то-то и то-то. Но это — трудноразрешимая задача, поскольку миф потому и живуч, что опирается на взаимодействие сознания и подсознания, на сочетание обрывков достоверной или правдоподобной информации с иррациональной верой в Зло, подкрепленной сильными художественными средствами. В результате партия (движение, народ, страна или даже просто идея), которая решила принять на себя груз черного мифа, оказывается окруженной зоной отчуждения. Чтобы преодолеть этот барьер, требуется общее крупное потрясение, ставящее под сомнение всю систему мифов и верований. Особое место сегодня занимает