Не знаем мы также и о том, какими способностями были наделены дети, к какому поприщу родители готовили единственного сына – придворному, военному, дипломатическому, административному. О характере Александра нам известно не более, чем о характере его сестер Марии и Александры. Неизвестно и то, с кем из сверстников общались дети, кто был их наставником по части наук, с жадностью или, наоборот, с прохладцей они их усваивали, какими способностями были наделены. Единственное, что можно сказать с уверенностью, так это то, что Александр был бледной тенью своего родителя-самородка.
В августе 1715 года грудной сын Александр «извещал» родителей, что в дом приходит танцмейстер «и учит сестриц моих […] науке танцу, и они уже оной науке принимаются, а я смотрю на них». Забота светлейшего о приобретении дочерьми соответствующего лоска выразилась в том, что он дал следующее поручение русскому резиденту в Вене Аврааму Веселовскому: «Поищите мальчика, который был бы искусен в танцеванье и такового сыскав, потому ж к нам пришлите».[407] «В учении нашем время не тратим». «В науке нашей и с сестрицами всегда охотно пребываем», – так заверяли дети своего родителя.[408] Отец напоминал сыну еще об одном: хотя сестры были старше Александра, его имя в письмах стояло первым и ему, как представителю сильного пола, вручалась опека над ними: «с сестрицами играй вместе ласково, нимало ни в чем раздражая».[409]
Чему учили детей, помимо танцев и грамоты, и сколь долго продолжалось обучение – мы не знаем. Дочерей, бесспорно, обучали языкам – свидетельство тому письма, написанные Марией и Александрой по-французски. Ответить на вопрос, когда отпрыски светлейшего закончили обучение, мы тоже не можем.
Есть свидетельства, что князь пытался приобщить сына к хозяйствованию, привлекал он его и к выполнению административных поручений. В 1724 году светлейший дал десятилетнему юнцу задание по управлению домом. Сын доложил отцу, что он «как возможнее с поспешением выполнит поручение», – речь шла о присмотре за окраской крыши дома. Два года спустя Александр Александрович докладывал о выполнении еще одного поручения отца – он присматривал за строением зимнего дома.
Задача, возложенная на него в том же 1726 году, была посложнее. Сам светлейший был поглощен заботами о курляндском престоле и поэтому находился то в Риге, то в Митаве. Его сыну надлежало явиться в Сенат и потребовать от него, чтобы тот «благословил вершить» дела, в решении которых был заинтересован Александр Данилович. В Сенате княжеского отпрыска заверили, что будут «в нынешней недели слушать и решение чинить».