Зимой восемнадцатого-девятнадцатого его полураздетый и полуразутый эскадрон, увязая в снегу по лошадиную холку, отступал под ударами колчаковцев от Кунгура до самой Вятки. А зимой девятнадцатого-двадцатого гнал их обратно. До самого Иркутска. В такие трескучие морозы, что даже предыдущая зима показалась теплой! Хотя на этот раз его эскадрон был одет в полушубки.
С боями они прошли три тысячи верст! Сначала по степям, а потом по тайге и горным перевалам. Крепко пришлось шашкой помахать! Не одного белобандита собственной рукой зарубил лихой комэска, а потом командир кавдивизиона, а потом комполка, а потом комбриг Константин Рокоссовский! Не раз под ним убивали боевого коня. А под станицей Караульной он и сам был ранен. Получив пулю от колчаковского генерала. Прежде чем развалил его от плеча до пояса сабельным ударом.
Отлежался в госпитале и снова в бой. И опять ранение. И опять тяжелое. В Германскую младший унтер-офицер драгунского полка Рокоссовский тоже был два раза ранен. За Веру, Царя и Отечество. Но легко. А за рабочее дело едва Богу душу не отдал. Впрочем, так оно, наверное, и должно быть. В смысле, за рабочее дело не жалко. Однако молодой организм (а было краскому Косте Рокоссовскому тогда всего двадцать четыре года!) Богу душу отдавать не захотел. Наверное, потому что за рабочее дело надо было еще воевать и воевать! Он и воевал.
И воевал неплохо. Был награжден тремя орденами Красного Знамени. Первым - за разгром адмирала Колчака, вторым - за разгром барона Унгерна фон Штернберга, третьим - за разгром белокитайцев на КВЖД. А трижды краснознаменцев, между прочим, тогда на всю страну было только шестьдесят человек.
В тридцать шестом году, будучи уже командиром кавдивизии, он получил орден Ленина. За успехи в боевой, политической и технической подготовке. И был назначен командиром кавалерийского корпуса.
Нет, не третьего имени Белорусской ССР, которым командует сейчас. А пятого. Которым прокомандовал около года. До июля тридцать седьмого…
В первый день лета этого приснопамятного года в Москве состоялось расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны. Нарком и доложил совету «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Повергнув всех присутствующих в шок… И началось! В прениях по докладу выступило сорок человек! Которые клеймили контрреволюционеров и торжественно клялись в верности партии. Правда, три четверти ораторов сами оказались контрреволюционерами и вскоре были арестованы. Остальных взяли позже.
Комдив Рокоссовский на трибуну не лез и кулаком себя в грудь не бил. И даже потом, когда появился совместный приказ Ворошилова и Ежова с длиннющим наименованием «Об освобождении от ответственности военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем совершенном и о своих сообщниках», являться, рассказывать и каяться не побежал.