Квасницкий продолжал смотреть на Бурова с едким пренебрежением. Уж кого-кого, а "доброго следователя" он явно не боялся, демонстрируя свое превосходство. Клима даже начали одолевать малодушные сомнения: а что, если Дольская права, и он избран в качестве козла отпущения? Это был бы неплохой ход — дать дурачку поиграть в сыщика, чтобы по ходу действия уличить его в предвзятости суждений. А если принять во внимание, что хозяин дома изначально вне подозрений, хотя по логике именно его-то и должно подозревать, то нетрудно предположить тайную пружину замысла…
Бред! Силя не способен предать "святое братство"! Но… Клим-то оказался способен на то, что как минимум удивило бы старинного приятеля.
— Но если кража диска и убийство Тимура никак не связаны между собой, тогда что… — Сильвестр уже даже не скрывал прорывавшегося изнутри отчаяния. — Допустим Тимур сам взял диск, тогда, получается, что его убили, чтобы отобрать этот самый диск?
Опять разговор застопорился на камне преткновения в виде злополучного "списка Мунасипова". И теперь Клим уже и не знал, как подойти к теме "вермишели с яйцами". Не спросишь же вот так в лоб, на радость Юсупову: "А что это, дескать, за лапша, которая у меня уже не только на ушах, но и в печенках и которой тебя пенял безвременно усопший?"
Стоп! Вот она, неуловимая гомерическая разгадка. Спасибо малохольному девичьему голосу, припевающему про бульвар Сен-Мишель! Сен-Мишель, вер-Мишель, ларчик открывался до смешного просто. МИШЕЛЬ! Мишель с яицами! Черт, привязалось же это любимое блюдо "а ля Макаревич" к сознанию. Мишель — это не певица, а певец. "Мишель с яицами", "чистота рядов"… Да, конечно! Впору хлопнуть себя по лбу и обвинить в законченной тупости. Вот о чем Мунасипов собирался рассказать Сильвестру! И не пресловутой пропажи диска боялся Роман, Романчик, любимчик женщин постбальзаковского возраста. И Дольская не отправилась с Квасницким, потому что клуб-то наверняка был специализированно-голубым. Но тогда получается, что спецсредство было заготовлено ею для другого «объекта»… Тогда…
Закончить мысль Бурову не удалось. Как это всегда случается в жизни, в самый неподходящий момент в ситуацию вмешалась фигура, которую "не ждали".
Глава 14. Агата Кристи и армия любовников
— А вот и "вермишель с яицами"! Приветствую тебя, Ромуальд, на нашей идущей ко дну галере! А я проснулся, смотрю — келья. Все думаю, в монастырь сдали. А там юбки, сорочки, бюх… бюг… бюстгальтеры, ну думаю, не в женский же. А у нас еще что-нибудь выпить осталось?
Из концентрации Клима вывело не столько появление так некстати проснувшегося и прибышего в гостиную Гогеля, сколько опять вернувшийся привязчивый словесный образ. Буров даже почувствовал облегчение, вот и Собакину он тоже покоя не дает.