Наконец тихо сказал:
— Твой отец, Вера, здесь, неподалеку.
— Да? — еще не вникая в смысл его слов, сказала она и потом уже громче переспросила: — Папа здесь?!
— Он в дивизии народного ополчения. Комиссаром. Я его видел позавчера. Они стоят километрах… километрах в пятнадцати отсюда.
— А мама?
— Не знаю. Она по-прежнему в Ленинграде, но я не видел ее. Когда приедешь в Лугу, немедленно дай знать отцу, что ты жива. Востряков поможет тебе связаться.
Звягинцев говорил и слышал, как напряженно звучит теперь его голос. «Вот мы и встретились, — думал он, — вот и произошло все то, на что я уже почти не надеялся: она жива, она здесь, рядом. Я вижу ее. Могу дотронуться до нее рукой… Это счастье, что она жива. Но ее нет для меня. Снова нет…»
Он почувствовал страшную слабость и закрыл глаза.
…Звягинцев пришел в себя, только когда над ним склонился Пастухов, потряс его за плечи и крикнул почти в ухо: «Мы пришли, майор!» Звягинцев очнулся. Несколько мгновений, не понимая, смотрел на Пастухова, потом обхватил руками его шею, прижался щекой к его лицу…
— Как батальон? — торопливо спросил он.
— Все в порядке, майор, батальон на месте, пополнение пришло, пулеметы дали, батарею противотанковых прислали… Сейчас мы тебя погрузим и…
— Его надо в Лугу, в госпиталь, — вмешалась Вера.
— Нет, — резко сказал Звягинцев, — в батальон.
— Алеша, нельзя, — настойчиво сказала Вера, — за ногой нужен уход!..
— В батальон, — коротко повторил Звягинцев.
После того как немецкие танки впервые попытались с ходу прорвать Лужскую линию обороны и были отброшены, части генерал-фельдмаршала фон Лееба снова и снова возобновляли атаки.
Фельдмаршал неоднократно обращался к своим войскам с приказами, в которых писал, что необходимо всего лишь одно, решающее усилие — и сопротивление русских будет сломлено.
Для того чтобы близость цели стала особенно ощутимой, кто-то из штаба фон Лееба предложил отпечатать и раздать командирам соединений и частей билеты с приглашением на банкет в «Асторию». Этот кусочек картона должен был служить призывом, наградой, выданной авансом, напоминанием. В армии ходили слухи, что приглашения отпечатаны по указанию самого Гитлера.
Однако все было тщетным. Неоднократные попытки прорвать Лужскую линию не приносили успеха.
Отдавал ли Гитлер себе отчет, что его план захвата Ленинграда оказался под угрозой? Доходили ли в Растенбургский лес правдивые сообщения о неудачах немецких войск на Лужской линии советской обороны?..
Самым любимым временем Гитлера был вечер — время ужина. Разумеется, не из-за еды: чревоугодие не принадлежало к числу его пороков, а заключительную трапезу фюрера, состоящую из чая с печеньем, вообще трудно было назвать ужином. Он любил вечерние чаепития, потому что в эти часы ничто не ограничивало поток его красноречия.