Почему же тогда так взволновался Звягинцев?
Королев по-прежнему пристально глядел на стоящего перед ним майора, стараясь прочитать на его лице невысказанные мысли.
Ему давно нравился этот высокий, всегда подтянутый молодой человек, который по возрасту годился ему в сыновья. Нравился своей смелостью, честностью и прямотой, хотя в разговорах Королев нередко осуждал майора за вспыльчивость и «завихрения». Когда речь зашла о кандидатуре командира для выполнения ответственного задания на Лужском рубеже, Королев без колебания назвал Пядышеву именно его. И вот теперь что-то подсказывало полковнику, что не только простое беспокойство за судьбу Веры владеет Звягинцевым.
— Послушай, майор… а почему именно ты…
Он не договорил, потому что Звягинцев прервал его, сказав громко и даже с каким-то вызовом:
— Я люблю ее, Павел Максимович!
Это было столь неожиданно, что Королев растерянно переспросил:
— Лю-убишь?!
— Да, люблю! — повторил Звягинцев и внезапно почувствовал, что на душе у него стало легче.
— Так, так… — смущенно проговорил Королев.
Но Звягинцеву в этих словах послышалось осуждение. Краска бросилась ему в лицо.
— Я знаю… Вам кажется нелепым и странным, что военный человек, которому поручено важное боевое задание, не нашел другого времени и места, чтобы говорить о своих чувствах… — Он на мгновение умолк, чтобы перевести дыхание. — Но для меня сейчас все слилось воедино. И война, и мое задание, и… то, о чем я сейчас говорю. И поделать с этим я ничего не могу.
— Так, так… — повторил после долгой паузы Королев.
Он сделал несколько шагов по комнате. Потом, снова остановившись против Звягинцева, спросил:
— А почему ты считаешь необходимым сказать это мне… а не брату? У Веры ведь отец имеется, верно?
Этот вопрос застал Звягинцева врасплох.
— Почему? Не знаю… — сказал он, как бы спрашивая и отвечая самому себе. — Может быть, потому, что вы… единственный человек, который…
Звягинцев оборвал себя на полуслове. Ему хотелось сказать, что он, Королев, кроме Веры, единственный близкий ему человек, что у него нет отца, а мать далеко в Сибири, что он привык говорить с ним о самом важном, ничего не скрывая… Но он не сказал этого, потому что боялся показаться смешным, сентиментальным мальчишкой, не умеющим даже в такое суровое время сдерживать свои чувства.
Наконец он произнес сухо и отчужденно:
— Забудьте все, что я вам сказал. Единственная моя просьба — позаботьтесь о ней. До свидания, товарищ полковник.
— Погоди, — остановил его Королев. — Ну… а она?..
Этого вопроса Звягинцев не ожидал. У него не было сил ответить. Даже самому себе.