Дитя больших планов (Плотникова) - страница 35

 В узкие окна-бойницы лился яркий солнечный свет. Каинар спотыкался на ступеньках и прикрывал глаза рукой с мечом, казавшимся таким родным. Что-то словно исчезло внутри него, а теперь в душе гулял ветер, завывая в пустоте. Сердце билось ровно, дыхание было привычно тихим и мерным - чтобы не слышал никто, как приближается смерть. Мыслей не было, стремлений - тоже. Каинар не знал и не понимал, что делать со свалившейся на него свободой. Держаться прямо, что греха таить, было трудно, привычка гнула спину вниз. Но он упрямо шел, ориентируясь по потокам свежего воздуха и холоду, пока, наконец, не вышел к воротам.

 Ему повезло, одна из створок уже была кем-то выломана и висела на одной петле. Однако, инстинкт тотчас же подал сигнал тревоги - прошедшая здесь тварь была крупной и тяжелой. Если она попадется на дороге, будут неприятности.

 Опасливо высунувшись из-за створки ворот, он тут же юркнул обратно, пряча отвыкшие от света, тут же заслезившиеся глаза. И только спустя несколько часов, на закате, рискнул выйти снова.

 Снаружи царила зима.

 Лютый холод тотчас же пробрал до костей, лохмотья одежды создавали только видимость прикрытия. Но ему было все равно - холод в сравнении с вдруг нахлынувшим пьянящим ощущением абсолютной свободы казался мелочью, не стоящей внимания. Химер долго стоял, дыша полной грудью, и пил морозный воздух, как вино, не подозревая, что совершает сейчас величайшую дурь. Нюх его привык к смраду пещер, и теперь на нюх обрушился целый шквал самых разных запахов, непривычных и сильных.

 На свету стало видно, насколько он запущен и страшен, насколько нескладно и гротескно бывшее человеческое тело, не обретшее в мертвых пещерах ни нужных пропорций, ни какой-либо красоты, зато от души «украшенное» шрамами, пещерной пылью и следами ударов.

 Его взгляд скользил по расцвеченным закатными красками небесам, по вершинам гор, по белому снегу в долине и веткам пушистых елей, присыпанных снегом... Пока не замер, остановившись на пронзающих небо прямых, почти черных на фоне заката, тонких силуэтах. И больше оторваться не мог.

 Не задумываясь, не оглядываясь и не вспоминая, Каинар пошел туда, на запад.

 Он неслышно ступал по мягкому леденящему снегу, идя, как пущенная из лука стрела, по прямой. Без остановок и передышек, точно к тем окутанным легкой дымкой сияния силуэтам. К ночи похолодало, и ветер погнал поземку, искрящуюся как алмазная пыль под светом двух лун. А Каинар шел, не останавливаясь. Он не знал, куда он идет и зачем, и зачем вообще куда-то идет... Главное идти. Шаг, шаг, еще шаг, ковыляющий какой-то, неровный. Мороз кусается и подхлестывает. Выпирающую от постоянного недоедания хребтину морозит меч, висящий на кое-как связанном в подобие петли обрывке тряпки. Он скорее, дал бы себя убить, чем отдал это оружие.