А что Фариш совершенно серьезно подозревал Дэнни в предательстве — этот факт был неоспорим. Само то, что Фариш спрятал наркотики в чане с водой, уже о многом говорило — для Дэнни это был прямой удар в челюсть. Ведь Дэнни с детства не переносил воду, боялся ее до умопомрачения с того самого дня, как его отец, решив научить плавать семилетнего Дэнни, сбросил его с мостков в реку. Таким же способом папаша уже обучил плаванию старших братьев Дэнни, но в отличие от них Дэнни сразу пошел ко дну, даже барахтаться не стал. Он до сих пор помнил ужас смерти от удушья, а потом ужас возвращения к жизни, когда он выхаркивал мутную коричневую воду, а отец орал, что ему пришлось замочить одежду, вытаскивая бесчувственного сына из реки.
Фариш, в своем стремлении обезопасить товар от брата, даже пошел на очевидный риск: хранить мет в таком влажном месте было крайне рискованно. Дэнни помнил, как они с братом когда-то пытались закинуться в ванной — ничего у них не получилось, мет превратился в кусок белой замазки, и все их попытки засунуть его в нос не увенчались успехом.
Чувствуя себя побежденным, Дэнни принял очередную порцию, выбросил в окно недокуренную сигарету и завел машину. Он забыл, зачем его понесло в город (оплатить счет за электричество), и проехал еще раз мимо похоронного салона. Но, хотя Кэтфиш все так же сидел в лимузине, девчонки с ним уже не было, а на крыльце толпилось слишком много народу, чтобы лишний раз светиться.
«Ладно, может быть, попозже я еще раз проеду», — решил он.
Родной город Александрия — плоский, какой-то заброшенный, три с половиной душных, пыльных улицы, даже небо бесцветное.
«И если ехать достаточно долго, все равно приедешь на то же место», — мелькнуло у него в голове.
Грейс Фонтейн застенчиво приблизилась к дому Эдди и остановилась на пороге. Из дома раздавались голоса, звучал звон хрустальных бокалов. Она прошла через заставленную книжными стеллажами прихожую и вошла в небольшую гостиную. Несмотря на то, что вентилятор работал на полную мощность, в комнате было душно — мужчины сняли пиджаки, у женщин горели щеки. На покрытом кружевной скатертью столе возвышалась огромная чаша с пуншем, на тарелках были разложены закуски: ветчина, сухие хлебцы, рядом стояли вазочки с засахаренным миндалем и жареным арахисом.
Миссис Фонтейн постояла у двери, прижимая к груди ридикюль и ожидая, когда хозяйка ее заметит. Дом Эдди был по размеру меньше дома самой миссис Фонтейн, но Грейс была родом из деревни, поэтому робела перед «благородными»; к тому же чаша с пуншем, золотые шелковые занавеси, огромный обеденный стол и портрет судьи в мантии и белом парике внушали ей благоговейный трепет.