— Тетя моя всегда находит оправдание!
— Ну что ты, Жанночка. Будто сама не жалеешь маму.
Жанна лишь коротко выдохнула воздух, а тетя Фруза протянула Казарину руку:
— Знакомы будем. Звать меня Ефросиньей Никитичной. А вы, интересно знать, кем Наде приходитесь?
— Я тоже артист, — поспешил ответить Казарин. — Работаю в цирке. Здесь я проездом, до завтра. — И поклонился — Леонид Леонтьевич Казарин. Впрочем, возможно, вам более известно другое мое имя. В цирковых программах я зовусь — Лео-Ле!
Жанна в ответ лишь приподняла плечи, а Ефросинья Никитична, признавшись, что и не помнит, когда в последний раз ходила в цирк, опять зажурчала:
— Жалость-то какая, что Надюша занеможила. Ну, да утро вечера мудреней. Отоспится, и полегчает. А мы пока что чайком займемся. От него куда как легче становится!
— Эх, тетя! Все-то у вас и просто, и легко! — откликнулась с усмешкой Жанна: вот она, как видно, ни в чем не умела уступать.
Затем сидели за столом, и Жанна разливала чай. «Верно, что хороша! — подумал Казарин, следя за движениями девушки. — По всем статьям удалась!»
Действительно, даже самые обычные движения — то, как Жанна бралась за чайник или протягивала чашку, — исполнены были упругой завершенности, почти музыкальной гибкости.
Обратившись к Ефросинье Никитичне, Казарин поинтересовался, чем она занимается.
— Надомничаю малость. Еще квартирантов к себе пускаю. Сестра хоть сама и зарабатывает, а в деньгах нуждается часто. Приходится помогать.
Жанна и тут не удержалась:
— Блажь с вашей стороны, тетя! На ветер ваши деньги!
При этом кинула взгляд на тахту: там, с лицом искаженным и побелевшим, лежала Зуева. Иногда она что-то бормотала, всхлипывала.
Стараясь отвести разговор от неприятной темы, Казарин снова спросил:
— Ну, а если бы мне пришлось в здешнем цирке выступать — меня приютили бы, Ефросинья Никитична?
— Почему ж не приютить. Серьезному жильцу отказа нет, — сказала она. И похвалилась: — У меня артисты часто останавливаются. Конечно, не очень видные. Все больше Надюша товарищей своих направляет.
Чай был допит. Решительно поднявшись, Жанна заявила, что ей пора на занятия в спортивный клуб. Стал прощаться и Казарин. Сопровождаемый добрыми напутствиями Ефросиньи Никитичны, он вместе с девушкой вышел на улицу.
— Итак, увлекаетесь спортом? Каким именно видом?
— Трапецией.
— Прекрасный, красивейший вид спорта. Когда-то ваша мама. Вам, вероятно, известно, какой превосходной была она воздушной гимнасткой. Украшением цирка была.
— Послушайте! — резко отозвалась Жанна. — Меня нисколько, ни с какой стороны не интересует цирк. И вообще, если говорить начистоту, я не имею желания беседовать с вами!