Вдруг кто-то открывает окно. Проходит некоторое время. Что видит этот человек, выглядывая наружу? Остатки следов? Улику, которую случайно оставила Алена, когда пыталась смести следы одеялами? Окно снова захлопывается. Я с облегчением всхлипываю, но пальцы Алены снова впиваются мне в руку. Она хочет предостеречь меня.
«Возможно, он не ушел. Может быть, прислушивается».
Мы слышим звук удара и следом за ним вопль, который не заглушает даже закрытое окно. В этом вопле слышна такая мучительная боль, что меня бросает в пот и дрожь. Мужчина кричит по-английски:
— Где они? Их должно быть шесть! Шесть шлюх.
Они ищут пропавших.
Мамаша рыдает, умоляет его о пощаде. Она ведь и вправду не знает.
Еще удар.
Мне кажется, что крики Мамаши проникают прямо в мозг. Я затыкаю уши руками и прижимаюсь лицом к ледяной кровле. Я не могу это слушать, но у меня нет выбора. Похоже, этому не будет конца. Удары сменяются криками, и кажется, так будет до рассвета, когда нас найдут здесь, примерзших к крыше. Я закрываю глаза, борясь с приступом тошноты. «Ничего не вижу, ничего не слышу». Я напеваю про себя эти строчки, прогоняя мысли о продолжающейся внизу пытке. «Ничего не вижу, ничего не слышу».
Когда крики наконец стихают, я уже не ощущаю рук, а зубы стучат от холода. Я поднимаю голову и чувствую ледяные слезы на щеках.
— Они уходят, — шепчет Алена.
До нас доносятся скрип входной двери и шаги на крыльце. С крыши нам видно, что они идут к машине. Теперь это не просто размытые силуэты; из окон дома льется свет, и мы видим, что это двое мужчин в темных одеждах. Один из них останавливается, и свет фонаря падает на его короткие светлые волосы. Он оборачивается к дому, и взгляд его скользит вверх, к крыше. У меня замирает сердце при мысли, что он видит нас. Но свет бьет ему в глаза, и мы остаемся в тени.
Они садятся в машину и уезжают.
Мы еще долго не двигаемся. Лунный свет льется с неба ледяным сиянием. Ночь такая тихая, что я слышу собственный пульс, слышу, как стучат мои зубы. Наконец Алена пошевелилась.
— Нет, — шепчу я. — Что, если они еще там? Что, если наблюдают?
— Мы не можем оставаться всю ночь на крыше. Окоченеем.
— Подожди еще немножко. Алена, пожалуйста!
Но она уже скользит вниз по крыше, подбираясь к чердачному окну. Мне страшно оставаться одной, и ничего не остается, кроме как следовать за ней. Когда я заползаю обратно на чердак, Алена уже спускается по веревочной лестнице.
Мне хочется крикнуть: «Пожалуйста, подожди меня!», но я боюсь нарушить тишину. Я тоже спускаюсь по лестнице и спешу за Аленой в коридор.