Японцы кивали и шептались.
— Мало того, — продолжал Меркулов, жестикулируя, — мы посоветовались, — он окинул своих приближенных взглядом, — и считаем необходимым добавить еще один пункт: предоставить Японии право собственности на русскую землю. А? Каково?! — Меркулов настроен был воинственно и старался показать это японцам.
Управляющий военно-морским ведомством генерал-лейтенант Вержбицкий долго тер замшевым лоскутком стеклышки пенсне, прежде чем вставить свое:
— Вы вписали, господин Меркулов: «Срыть или взорвать все крепости по всему морскому побережью и на границе с Кореей». Это недальновидно, господа! Как вы понимаете, я ничего не имею против вечной дружбы с Японией, но кроме нее существуют и другие государства, с которыми могут возникнуть конфликтные ситуации.
Председатель ведомства юстиции Старковский посмеялся:
— Чего вы волнуетесь? Не понимаю. Мы заранее знаем, что ДВР не примет ультиматум, так что успокойтесь, ради бога.
Вержбицкому сама мысль оголить русское побережье казалась кощунственной. Но это больше никого не интересовало. Все было решено окончательно и бесповоротно.
Утром «Тайхоку-мару» ушел. На пирсе остались Меркулов и начальник штаба японских войск генерал Токинори.
Поздно вечером, вне расписания, пришел пассажирский поезд из Харбина. К классным вагонам были прицеплены грузовые платформы с зачехленными орудиями.
Железнодорожный вокзал к ночи не становился менее оживленным, а наоборот, будто просыпался: с темнотой появлялось больше любителей легкой наживы, воров всех мастей, бездомных, мелких торговцев всевозможными закусками из рыбы, спекулянтов контрабандным товаром, торговцев кокаином. Было много солдат, ожидавших теплушек. Шатались, задираясь, пьяные казаки — их обходили стороной. Фонари были побиты, привокзальная площадь и перрон освещались плохо.
После нескольких суток, проведенных в переполненном вагоне, Серегин выглядел помятым, зарос и мечтал о бане.
— Куда, вашбродь? — спросил извозчик, заталкивая под сидение возка его немудреный багаж.
Военный мундир Серегин держал в мешке, но прозорливости пожилого возницы не удивился. Тут, как он понимал, всех именовали «вашим благородием» и «вашим превосходительством»: военных больше, чем гражданских. Город был перенаселен настолько, что под жилье приспосабливали амбары, чердаки, сараи; все дачи в окрестностях, вплоть до станции Угольная, были забиты беженцами.
Серегин ответил нетерпеливо:
— В какую-нибудь гостиницу, где можно отоспаться, помыться и привести себя в порядок.
Извозчик впал в задумчивость, царапая кудлатую бороду.