и тянули разноцветные баржи, стараясь не обращать внимания на нахальные крики чаек.
Ханне нравилось на реке. Она не могла поверить, что столько лет жила в Лондоне и до сих пор не бывала в самом его сердце. Разумеется, она ездила через мосты, во всяком случае, через некоторые из них; шофер возил ее туда-сюда в автомобиле. Но она почти не обращала внимания, что творилось внизу. Если бы ее спросили про Темзу, она бы ответила, что это такая река, которую надо пересечь по дороге в оперу, музей или картинную галерею.
И вот, наконец, они встретились. Ханна покидала дом номер семнадцать и бежала к мосту, указанному в записке Робби. Иногда она попадала в знакомый район, иногда—в совсем чужую часть Лондона. Находила мост, спускалась на берег и искала глазами его голубое суденышко.
И всегда находила. Когда Ханна подбегала поближе, Робби выходил навстречу, брал ее за руку и помогал перепрыгнуть на борт. Они спускались в каюту — прочь от шумного, суматошного мира, в свой собственный.
Иногда, впрочем, они сначала оставались на палубе. Робби крепко обнимал Ханну и целовал ее, не давая говорить.
— Я еле дождался, — говорил он, прижимаясь лбом к ее лбу. — Думал уже, ты никогда не придешь.
И они спускались вниз.
* * *
После они лежали рядом, их баюкало мерное покачивание судна. Каждый рассказывал другому про свою жизнь. Говорили, как все влюбленные, о поэзии и музыке, о местах, где побывал Робби и куда мечтала попасть Ханна.
Однажды хмурым ветреным днем, когда солнце низко висело в небе, они поднялись на верхнюю палубу и забрались в рубку. Вокруг висел туман, было таинственно и уютно. Вдалеке, у противоположного берега, что-то горело. Ханна и Робби сидели рядом, вдыхая запах дыма и наблюдая, как пламя становится все выше и ярче.
— Наверное, баржа, — предположил Робби. Что-то взорвалось, он вздрогнул. В воздух полетели яркие искры.
Ханна глядела, как сноп золотистых точек разгоняет туман.
— Как ужасно, — поежилась она. — И как красиво. Как на картинах Тернера, подумала она.
Робби словно прочел ее мысли.
— Уистлер любил жить на Темзе, — сказал он. — Ему нравилось рисовать туман, игру света. И Моне тоже.
— Хорошая у тебя компания, — улыбнулась Ханна.
— Кстати, «Дульси» раньше тоже принадлежала художнику, — сказал Робби.
— Правда? А как его зовут? Я видела его картины?
— Ее. Ее зовут Мари Сера.
Ханна почувствовала зависть к незнакомой девушке, которая жила на собственной лодке, писала картины и знала Робби, когда она, Ханна, еще понятия о нем не имела.
— Ты любил ее? — спросила она, готовясь услышать любой ответ.