Эммелин украдкой взглянула на Ханну и улыбнулась Дэвиду. Взяла из его рук сверток и начала разворачивать стеклянные сосульки, демонстрируя каждую Робби.
Ханна поняла, что проиграла. Пока Эммелин радостно взвизгивала над забытыми за год украшениями, Ханна расправила плечи — побеждена, но не сломлена — и, забрав китайскую шкатулку, вышла из библиотеки. Дэвид с притворным смирением следил за ней. Когда она вернулась, уже с пустыми руками, Эммелин подняла голову.
— Ты представляешь, — сказала она, — Робби никогда в жизни не видел фарфорового ангела!
Ханна, прямая как палка, проследовала мимо нее и села на ковер. Дэвид подошел к роялю, занес над клавишами руки. Потом плавно опустил их, осторожными касаниями пробуждая инструмент к жизни. И только когда и рояль, и все слушатели настроились на нужную ноту, заиграл. Одно из самых прекрасных, на мой взгляд, произведений. Вальс си-минор Шопена.
Это может показаться невероятным, но в тот день, в библиотеке, я впервые слушала музыку. Живую музыку, я имею в виду. Я смутно припоминаю, как мама пела мне, когда я была совсем маленькой, потом спина ее согнулась, а песни куда-то исчезли. Да мистер Кеннеди, что жил через дорогу, доставал, бывало, волынку и играл жалостливые ирландские мелодии, когда напивался в кабачке в пятницу вечером. Но тут я услышала что-то совсем другое.
Я прижалась щекой к перилам и закрыла глаза, отдаваясь волшебным парящим звукам. Не могу сказать, хорошо ли играл Дэвид — с чем мне было сравнивать? Мне его игра казалась и кажется безупречной.
Когда последняя нота все еще звенела в солнечном воздухе, Эммелин сказала:
— Дай теперь мне поиграть. Это какая-то не рождественская музыка.
Я открыла глаза, а Эммелин начала старательно исполнять рождественский гимн «О, придите, верные».
Играла она хорошо, и музыка была приятная, но волшебство куда-то исчезло.
— А вы играете? — спросил Робби у Ханны, которая, скрестив ноги, молча сидела на полу.
Дэвид хохотнул:
— У Ханны много талантов, но к музыке они не имеют ни малейшего отношения. — Он хитро улыбнулся. — Хотя… после того, как я узнал о тайных уроках, которые ты берешь в деревне, кто знает…
Ханна посмотрела на Эммелин, которая виновато пожала плечами:
— Оно как-то само вырвалось.
— Я предпочитаю слова, — холодно сказала Ханна. Она развернула сверток с крошечными солдатиками и покачала их на ладони. — Они меня лучше слушаются.
— Робби тоже пишет, — сказал Дэвид. — И здорово пишет, между прочим. Он поэт. Несколько его стихов напечатали в этом году в школьной газете. — Он поднял повыше стеклянный шар, по ковру разлетелись радужные блики. — Как там то, которое мне больше всех нравится? Про разрушенный замок?