Следователь, наверное, сдержал слово, потому что в тридцать девятом дело Льва неожиданно направили на пересмотр. Лев уже к этому времени был в лагере, в Медвежьегорске. Его снова привезли в Ленинград и началось новое следствие. Но вел его уже не Бархударян, а другой следователь по фамилии Лизерман. Этот с Леной не заигрывал, говорил жестко. Его интересовал какой-то предмет, который Лев нашел в экспедиции, кажется, фигурка птицы. Лизерман спрашивал, давал ли ей Лев этот предмет, и Лена созналась, что да, давал, один раз, когда она в школе сдавала экзамен по немецкому. "Это вроде талисмана, — сказал ей тогда брат. — Ты просто зажми его в кулаке, и отвечай, и ничего не бойся". Она так и сделала, и талисман помог, она сдала экзамен на пять, и преподаватели потом удивлялись, как это безалаберная Лена Гумилева, у которой по немецкому никогда выше тройки оценок не было, отвечала без запинки на прекрасном языке Шиллера и Гете. Да она и сама удивлялась, если честно.
Лизерман ей показывал эту фигурку, но в руки не давал, да они забрали ее еще когда арестовали Льва, вместе с другими его личными вещами. Показывал ей следователь и какую-то старую карту, но Лена о ней ничего не могла сказать — она всегда плохо разбиралась в географии, а на этой карте еще и написано все было не по-русски.
— Значит, их интересовала карта и фигурка? — спросил Гусев, и в этот момент Лена вдруг очень ясно поняла, что он никакой не однокурсник Льва, а тоже, наверное, следователь.
— Вы из Большого дома? — спросила она испуганно.
Но викинг не понял ее.
— Откуда? — переспросил он.
— Так здесь называют главное управление НКВД, — тихо подсказал чей-то голос сбоку. — Оно находится на Литейном проспекте.
Лена повернула голову. В нескольких шагах от кровати стоял невысокий блондин с невыразительным лицом. Лене он показался смутно знакомым. Где-то она его уже видела, но где?
— Я не из НКВД, — покачал головой викинг. — Я же говорю, я друг Льва. Но меня очень интересуют его вещи и письма. Он писал тебе письма, Лена?
"Я не говорила, как меня зовут, — подумала девушка. — Конечно, ему мог сказать сам Лев, но почему-то мне кажется, что это не так. И разговаривать он стал совсем по-другому — уже не играет в простачка. Может быть, зря я ему все это рассказала?"
— Ты же сама говорила Николаю Александровичу, что Лев писал тебе письма, — мягко сказал блондин. И тут Лена его вспомнила — это был знакомый деда, работавший в филармонии. До войны дед посещал филармонию каждую неделю, иногда вытаскивал с собой и Лену, хотя она терпеть не могла ту скучную музыку, которую там играли. И там она несколько раз видела этого блондина, как же его звали… кажется, Николай Леонидович.