— Да уж, — замечает Мендель с едкой иронией. — Что делать такому гению среди крестьян? Я удивляюсь, почему он еще не в Праге, Вене или Париже. Все ждут не дождутся его приезда, чтобы он озарил мир.
Мендель догадывается, что его ирония не произведет большого эффекта. Она не производит никакого. Ханна только бросает на него короткий насмешливый взгляд. Это уж слишком! Он опять в бешенстве. Он никак не может понять ту безмерную силу чувства, которую Ханна испытывает к Тадеушу. Как можно после семи лет ожидания находить восхитительным этого маленького польского негодяя, который погубил ее брата и чуть было не погубил ее самое, который, видите ли, готов забыть прошлое, встретиться с нею и говорить о самом себе!
Их всех, кто любил или ненавидел Ханну, Мендель Визокер, без сомнения, был первым, кто угадал ее ум и ее неординарный характер. В его реакции — не только ревность, он знает, что из-за этого мерзавца она испортит себе жизнь.
Ханна рассказывает и рассказывает с многословием тех, кто долго молчал. Она говорит, что Тадеуш, хоть и старше ее на три года и учен, но прочел меньше книг, чем она; во всяком случае, тех книг, что читала она, он не читал. Она ему одолжила «Отверженных», и Тэна, и Ренана, и Барбье, и Банвиля, потому что он очень хорошо читает по-французски, так же как по-русски и по-немецки. Она восхищается, что он знает четыре языка. (Сама же знает шесть!)
Мендель ее прерывает:
— Ты говорила о нем кому-нибудь, кроме меня?
Она качает головой.
— Даже матери?
На тонких губах появляется улыбка. Очевидно, что мысль довериться Шиффре никогда не приходила ей в голову и очень ее забавляет.
Ее серое платье просыхает. Она опять становится девочкой-подростком. Но он помнит нежную девичью грудь, два маленьких бугорка, терпких и круглых, как яблочко, волнующую линию бедер. Такое превращение не удивляет Менделя. Во время своих путешествий он видел замужних женщин едва ли старше Ханны. А если…
Он собирается наконец с силами, чтобы задать мучивший его вопрос:
— Он до тебя… дотрагивался? Молчание.
— Нет, — говорит она, — Чуть-чуть.
Он не сводит с нее взгляда и видит, как в ее глазах зажигается гнев, сменяемый иронией. Она опускает голову. За свое многолетнее знакомство с нею в этот единственный раз Мендель увидел ее смущенной.
— Он меня поцеловал, — отвечает она и уточняет — Сюда, — касаясь указательным пальцем губ. — Больше ничего.
Пауза. Мендель отворачивается, и у него вновь возникает желание что-нибудь сломать.
— Ты не захотела или он не решился?
— И то, и другое.
Она смеется, чертова девка! Он слышит за спиной ее смех.