— Да, — Джой говорила тихо. — Я была замужем. Я встретила его, когда еще училась в колледже. Он был успешным архитектором, его пригласили читать лекции. Я была тогда очень молода, — она задержала дыхание и закусила губу. Он почти видел ее внутреннюю борьбу, это выражалось в натянутых линиях мягкого овала лица, и удивился, что разбередил так много. — В то время казалось, что он может дать мне то, в чем я нуждалась. Безопасность, так необходимую мне стабильность. Какое—то время все шло хорошо. Жизнь с Ричардом была удобна. Предсказуема. Безопасна. Спокойна. Не произошло ничего драматического, что положило этому конец. Просто однажды я поняла… — она снова открыла глаза, — что это нечестно. Несправедливо к нам обоим. Это была своего рода ловушка.
Подбор ее слов заставил Люка так внимательно посмотреть на нее, что она опустила глаза прежде, чем он успел в них что—либо прочесть.
— Неважно, что произошло. В конечном счете, мы пришли к выводу, что у нас разные потребности и стремления. Я тогда поняла, что есть вещи… вещи, которые я… — внезапно замолкнув, Джой уставилась на огонь. Блестевшие непролитые слезы разбили отражение пламени на множество угольков, горевших на кончиках ее темных ресниц. — Ничто больше не имело значения. Мы расстались друзьями, — она замолчала.
Люк почти что решил ничего дальше не расспрашивать, видя ее страдания. Но внутреннее побуждение требовало большего.
— А до Ричарда?
Джой посмотрела ему в глаза, ее губы изогнулись в подобии улыбки.
— До него никого не было. До Ричарда у меня не было ни времени, ни места в сердце и душе. И после него тоже. У меня даже не осталось места и для него.
Вспышка ликования, которая пронзила Люка, была необъяснимой. «Ревность» — всего лишь слово, слишком незначительное, чтобы описать то, что он чувствовал, воображая Джой с другими мужчинами. Обычными мужчинами. Но многолетняя практика контролировать выражение лица, по которому Джой могла бы прочесть его эмоции, не подвела.
Он больше не чувствовал потребности спрашивать ее о чем—либо еще. Она вздохнула с облегчением, поняв, что ее откровения удовлетворили его любопытство. Выражение ее лица смягчилось, а губы сложились в привычную спокойную линию. Люк отвел глаза и прислушался к звукам ночи, крикам охотящихся в темноте сов и шороху маленьких животных в кустах. Но он возвращался к ней снова и снова. С каждым ударом сердца он уступал желанию не отстраняться от нее.
Впервые за многие годы он желал большего, чем просто уметь читать язык тела — нюансы движений и выражения лица — который всегда его удовлетворял при общении с другими, даже с горожанами, которые сторонились его. Он молча смотрел на Джой и пытался понять мысли, скрывавшиеся за ее спокойными тонкими чертами лица, причины, лежащие в основе ее вспышек негодования, и почему она отвечала ему так, что в пух и прах разбивала все его намерения, почему даже сейчас первобытные желания ее тела звали его к себе, а холодный рассудок отказывался принимать. Он отчаянно хотел знать, почему она такая.