— Нет. Я рад, что он ушел. Он часто бил маму, однажды ударил ее так сильно, что у нее кровь пошла из губы. Я на него прыгнул. Схватил за волосы и не отпускал. Он ударил меня. Ударил по ноге. Синяки потом еще несколько недель не сходили. Но я ему выдрал волосы. Они застряли у меня под ногтями. Я ненавидел его. Ненавидел до слез. Я хотел быть вдвоем с мамой. Так что, когда он ушел, я ничуть не расстроился. Я был рад. Хотя мама огорчилась. Я этого не могу понять. А вы можете?
Я взглянул на Папу Бритву. Он спал. Несколько минут я смотрел на него. Потом оглядел комнату. Где серебряная шкатулка? Может быть, у меня не будет другого случая. Я мог бы узнать, что там — птичий клюв или нет.
Стараясь не шуметь, я открыл дверцу шкафа. Она чуть скрипнула, но он не проснулся. Я стал шарить по карманам: старые платки, конфеты, автобусные билеты, ключи, несколько монет. Но серебряной шкатулки не было.
Аккуратно я закрыл дверцу и стал ходить по комнате. Папа Бритва глубоко и ровно дышал, в уголке его рта показался пузырек слюны. Его пиджак висел на спинке стула. Я залез во внутренний карман. Ничего. Я проверил другие карманы.
— Ты это ищешь, Карадог?
Я отскочил от пиджака и взглянул на Папу Бритву. Он держал серебряную шкатулку.
— Ну, — повторил он. — Это?
— Да.
— Забавно, — произнес он тихо. — Нам кажется, что мы храним секреты, но мы заблуждаемся. Ничего не получается. Боже, у меня температура. Может быть, все это галлюцинация.
— Хотите чего-нибудь выпить? — предложил я.
— Да. Было бы хорошо. Спасибо.
Я налил ему воды.
— Мама тоже заметила эту коробочку. Она решила, что у вас там таблетки. Таблетки от сердца.
— Вот почему ты здесь? — спросил он. — На случай, если я умру?
— Да, — я передал ему стакан. — Вроде так.
Он сделал несколько глотков.
— Не волнуйся. Я совершенно здоров.
— Так это не для таблеток?
— Нет.
— Кажется, я знаю, что там, — сказал я. — Птичий клюв.
Папа Бритва усмехнулся.
— Птичий клюв, — повторил он тихо. — На кой мне сдался птичий клюв?
— Так это не клюв?
— Нет, Карадог. Нет.
— А что?
— Ох, Карадог, Карадог. — Он потряс головой. — Это длинная история. А я себя так плохо чувствую.
— Пожалуйста, — настаивал я. — Расскажите.
— Ты все равно не поймешь.
— Я попытаюсь.
Он посмотрел на меня.
— Сколько тебе лет?
— Почти тринадцать.
— Тринадцать. Замечательный возраст. Ну, тогда, может быть, и поймешь. Тебе ведь столько же лет, сколько было мне. Когда… когда это случилось.
— Что случилось?
Папа Бритва вздохнул. Потом, так тихо, что я едва расслышал, произнес:
— Я влюбился, Карадог. — Он вытер губы и взглянул на меня. — Слушай, я расскажу тебе, но ты должен поклясться, что никогда никому не скажешь. Ни маме, ни своему приятелю-соседу, ни маминой подруге. Особенно маминой подруге. Понял?