Анна Керн: Жизнь во имя любви (Сысоев) - страница 130
Столь нелюбезный отзыв поэта о бывшем предмете его страстного обожания можно объяснить, помимо боязни вызвать ревность жены, пребыванием Пушкина в дурном расположении духа, а также действительным нежеланием иметь с издателем никаких дел. Кстати, самого Смирдина в письме П. В. Нащокину от 10 января 1836 года Пушкин также назвал «дурой» (именно в женском роде).
Об этом же эпизоде рассказала Ольга Сергеевна Павлищева в письме мужу от 9 ноября 1835 года: «Угадай, что делает Анета Керн? Она переводит, но что бы ты думал? – Жорж Санд!! Но не ради удовольствия, а ради денег. Она попросила Александра замолвить за неё слово у Смирдина, но Александр не церемонится, когда надо отказать. Он сказал ей, что совсем не знаком со Смирдиным… »
Манеру Пушкина иногда в сердцах бросаться резкими словами и даже фразами отмечала в воспоминаниях и сама Анна Петровна: «Пушкин говорил часто: „Злы только дураки и дети“. Несмотря, однако ж, на это убеждение, и он бывал часто зол на словах, но всегда раскаивался. Так, однажды, когда он мне сказал какую–то злую фразу, и я ему заметила: „Ce n'est pas bien de s'attaquer a' une personne aussi inofensive“ (Нехорошо нападать на такого беззащитного человека), – обезоруженный моею фразою, он искренно начал извиняться. В поступках он всегда был добр и великодушен».
Ранее уже говорилось о спектре мнений Пушкина о, так сказать, моральном облике нашей героини: от «гения чистой красоты» до «вавилонской блудницы». Теперь мы видим такой же разброс в оценке её интеллектуальных способностей: в одном случае он признаёт – «у неё гибкий ум», в другом – называет дурой. Почему так диаметрально противоположны оценки, данные им одному человеку?
Один из лучших знатоков пушкинской эпохи Ю. М. Лот–ман, сравнивая такие разные высказывания поэта в адрес А. П. Керн, писал: «Пушкинская личность столь богата, что переживания её не могут выразиться только в какой–либо одной жанрово–стилистической плоскости. Он одновременно живёт не одной, а многими жизнями: его Керн – и „гений чистой красоты“, и „одна прелесть“, и „милая, божественная“, и „мерзкая“, и „вавилонская блудница“, и женщина, имеющая „орган полёта“, – всё верно и всё выражает истинные чувства Пушкина. Такое богатство переживаний могло существовать лишь при взгляде на жизнь, перенесённом из опыта работы над страницей поэтической рукописи»[56].
Исследователь абсолютно справедливо указал: «Нельзя… смешивать жанры романтической поэзии и эпистолярного стиля, которым пользовался Пушкин в своих письмах к женщинам и друзьям мужчинам». Действительно, в своём знаменитом стихотворении, посвященном Анне Керн, Пушкин воспользовался поэтическим условным образом «гения чистой красоты» для передачи своего восхищения очарованием этой женщины, которую любил, хоть и очень короткое время, но искренне и страстно. Он не скупился на комплименты в адрес Керн в посланиях и к ней самой, и к её тётке П. А. Осиповой, и к кузине Анет Вульф. Но одновременно отзывы Пушкина о ней в письмах друзьям–мужчинам были другими – иногда пренебрежительными, иногда развязными, а иногда даже откровенно грубыми. Пушкин всегда разделял поэтический и эпистолярный жанры; с присущей ему способностью «попадать в стиль» отвечал своим корреспондентам в манере их собственных писем, в соответствии с их характером. А в те годы в светском обществе среди мужчин было принято амикошонство (от