Потом в дверь постучали. Вошла горничная — низкого роста старушка. Лицо у нее было дряблое, точно тряпка, но улыбка приветливая, глаза моложавые. Она сказала:
— Давайте я поменяю вам постель.
Каиров поднялся. Виновато пояснил:
— Прилег на секунду — и как в воду.
— Намаялись, чай, за день, — участливо сказала старушка и задвигала губами, словно что-то пережевывая.
— Намаялся не больше обычного. Да годы не те...
— Годы — они как пузыри мыльные. Разглядеть не успеешь, а их уж нет. — Белая простыня, затвердевшая от крахмала, хлопнула, словно парус, накрыла матрац.
— Давно при гостинице работаете? — спросил Каиров, удивившись ловкости старушки.
— Восьмой годок... Аккурат с весны тридцать шестого.
— Майора Сизова помните?
— Нешто забуду... Приветливый сынок такой был. Ежели придешь в номер прибрать али постель сменять, без пятерки не отпустит. И по десять рублей давал.
— Друзей к нему много ходило?
— Да ведь разве упомнишь. Офицеры ходили. Этот вот... Солидный моряк. По продуктам который... Фамилию запамятовала. Как зачну вспоминать — все одно забываю.
— Женщины навещали майора?
Старушка обиделась — нос ее будто бы удлинился и морщинки покатились вниз:
— Господь с вами! Он такой хороший был, интеллигентного воспитания. В Танечку нашу влюбленный...
— Может, вспомните, когда видели майора в последний раз?
— И вспоминать нечего. Видела я его, можно сказать, перед самой кончиной.
— Где? — с надеждой спросил Каиров.
— Как ни есть супротив бани... На тротуаре они с барабанщиком нашим, Жаном, разговаривали. А потом машина возле них остановилась. Шофер что-то спрашивал.
— Не слышали, что говорил шофер?
— Нет. На дежурство торопилась.
— В каком часу это было?
— Близ девяти вечера. До девяти вечера меня начальник отпустил.
— Спасибо, — сказал Каиров.
А когда старушка уходила, дал ей десять рублей. Лицо горничной расплылось, как блин на сковородке. Запричитала она:
— Дай бог вам могучего здоровья. И прожить чтобы еще раз столько. И второй раз столько...
— Сегодня танцы будут? — прервал излияния Каиров.
— После кино.
— Понятно.
Горничная ушла. Каиров позвонил начальнику Дома офицеров.
— Добрый вечер. Это Каиров. У меня к вам вопрос. Если кто-то из музыкантов джаза не выходит на работу, вы об этом знаете?
— Конечно, — ответил начальник Дома офицеров. — Кстати, в этом году случая такого не было.
...Джаз — саксофонист, барабанщик, аккордеонист, трубач, скрипач, пианист — работал на авансцене. Круглый, как солнце, барабан, отделанный красным перламутром, стоял несколько впереди, а справа и слева почтительно замерли маленькие барабанчики. Сверкающие, прямо-таки золотые тарелки салютовали яростным звоном. И свет отскакивал от них брызгами, веселыми, беззаботными.