Глядя в упор на растерявшегося Ластика, боярин сказал:
– Соглашайся. Иначе пропадем все. Придет в Москву Вор со своими поляками да казаками, шатных людей показнит-пограбит. И тебе головы не сносить. Прознается он про твое воскрешение. Опасен ты для него. А коли сейчас Годунова скинем да тебя народу предъявим, всё еще перевернется. Войско воспрянет духом, и побьем мы самозванца. Ты как-никак бывший ангел, не верю, чтобы совсем уж бросил тебя Господь. Книга у тебя опять же волшебная.
– Нет ее, – быстро сказал Ластик. – Сколько раз повторять. Ее назад на небо забрали.
– Ну забрали так забрали. Шуйский нагнулся, зашептал:
– Соломонья тебе, как подрастешь, хорошей женой будет. Люб ты ей. Станете жить-поживать, как голубок с голубкой, а я, старик, на вас порадуюсь.
У Ластика голова шла кругом.
– Подумать надо, – пролепетал он, а сам решил: ночью рискну, потихоньку достану уни-бук и спрошу, был ли на Руси такой царь – Дмитрий Первый.
– Подумай, подумай, – ласково молвил Василий Иванович. – Только недолго. Неровен час…
И не успел договорить – дверь распахнулась от толчка, вбежал Ондрейка Шарафудин. Рожа бледная, глаза горят. Никогда еще Ластик его таким не видел.
– Беда, боярин! Гонец прискакал с-под Кром! Иуда Басманов передался!
Ластик из этих слов ничего не понял, но Шуйского весть прямо-таки подкосила.
Он зашатался, рухнул на лавку и зажмурился.
Сидел так, наверно, с минуту. Беззвучно шевелил губами, пару раз перекрестился. Ондрейка напряженно глядел на своего господина, ждал.
Когда Василий Иванович поднялся, левый глаз был закрыт, а правый налит кровью и страшен.
– Ништо, – сказал князь хрипло и невнятно. – Шуйский на своем веку всякое перевидал. Зубы об его обломаете… Слушай мою волю, Ондрейка.
Шарафудин встрепенулся.
– Этого, – ткнул пальцем боярин, не взглянув на Ластика, – в темницу…
В тот же миг Ондрейка, еще совсем недавно угодливо кланявшийся «ангелу», подскочил к Ластику и заломил ему руки.
– Ой! – вскрикнул от боли без пяти минут царь.
Князь же прямиком направился к печи, открыл заслонку, кряхтя пошарил там и достал унибук.
– Ишь, «назад на небо забрали», – проворчал он, бережно сдувая с книги золу.
Откуда узнал? Кто ему донес?
– Отда…
Ластик подавился криком, потому что Шарафудин проворно зажал ему рот липкой ладонью.