Тамара замолчала. Ее щеки пылали, на лбу пульсировала едва заметная жилка.
– Откуда вам известно про сыворотку, если вы к тому моменту уволились из центра?
– Я же говорю – слухи. В «Мили-М» остались мои знакомые, мы изредка общаемся. От них-то я и узнала о замыслах Сурикова и смерти Володи. К слову сказать, смерть вашего сына не единична, он был первым подопытным, но далеко не последним. – Тамара сжала кулаки, бросив быстрый взгляд на кинжалы. – Как же я его ненавижу. Ненавижу всеми фибрами души. Растоптать готова, разорвать на части... убить.
Копейкина невольно подалась назад. Сейчас Тома больше всего напоминала пациентку психиатрической клиники.
– Ненавижу! – бубнила Горбачева, набирая обороты. – Он заслуживает смерти. Землю необходимо очищать от людей, подобных Сурикову.
Глядя на перекошенное злобой лицо Горбачевой, Катарина ойкнула.
– Тамара, а вы случайно вчера не приезжали в центр?
Горбачева взвизгнула:
– Нет! Почему вы спрашиваете?
– По-моему, я видела вас у ворот учреждения...
– Обознались! Теперь мне нечего делать в стенах здания, где правит Суриков. Несколько дней назад скоропостижно скончалась моя бывшая свекровь Виолетта Сигизмундовна – мать Ильи. После кончины сына она возглавляла «Мили-М», а с ее уходом бразды правления наверняка перейдут в руки убийцы.
Тамара подбежала к окну, открыла форточку и начала с жадностью глотать свежий воздух.
– Вам плохо?
– Да, мне плохо. Мне плохо оттого, что вы разбередили зарубцовывающиеся раны. Зачем вы приехали? Кто вас просил ворошить прошлое? Кто? Кто?
– Успокойтесь.
– Я не хочу успокаиваться.
Полагая, что в состоянии, близком к помешательству, Горбачева потеряла бдительность, Катка осторожно сменила тему разговора.
– Тамара, это, конечно, не мое дело, но почему, если, как вы уверяете, Илья был святым, вы развелись?
И вдруг Горбачеву прорвало окончательно. Она начала кричать, осыпая проклятьями всех и каждого. На мгновение Копейкиной захотелось взять ноги в руки и в срочном порядке покинуть квартиру.
– Жизнь меня била с самого рождения. Я была нежеланным ребенком в семье, папаша меня терпеть не мог, он всегда мечтал о сыне. Появление дочери привело его в ярость. Он и чертовы кинжалы пытался распродать при жизни, считал, что оставить эту груду металла мне – слишком дорогой подарок. В школе надо мной издевались, в институте постоянно подкалывали, и когда, казалось, судьба подарила шанс в виде встречи с Ильей и последующего заключения брака, меня ожидал очередной удар. Рождение больного сына и его последующая смерть окончательно разорвали мое и без того израненное сердце.