Рабочие морковноварено шевелятся.
– Про замученных, батя!
– А и об малолетних!
– Душу вынули, кровососы!
– Тесно пхают, батя!
– Коли идти – всем скопом?
– Ясное дело!
– А бабам?
Гапон проводит копчеными сосисками пальцев по курдючно-сальным волосам.
– Идти всем миром, братья! Дабы смог он узреть величие бездны скорби!
Шкварки шапок взлетают над кашей толпы:
– Верно, отец!
– Чтоб на все сам враз глянул!
– А поймет ли, братцы?
– Если все придем – поймет!
Поджаристый голос Гапона вилочно впивается в рассольный пар воздуха:
– Назад дороги нет, братья! Только вперед! Решено!
Он преснохлебно крестится и грязнокастрюльно кланяется толпе. Рабочие брюквенно переминаются.
– Заголимся, братья, дабы понял царь наш, на чьих спинах Русь-матушка держится! – блюдечно взвизгивает Гапон, горохо-стручково извивается, обнажает ржаную опару спины с маковой россыпью прыщей.
Дрожжевое шевеление проходит по толпе. Рабочие капустно расстегиваются, заголяются, наклоняются.
Гречневая каша толпы тонет в топленом молоке спин.
Стерляжье заливное Зимнего дворца.
Лососевый галантин приемной залы государя. Белорыбица стен, белуга потолка. Чайно-кексовый перезвон часов. Желатин-фарфоровый голос императорского адъютанта:
– Ваше Величество, премьер-министр Столыпин просит о срочной аудиенции.
Николай II лимонно пьет чай:
– Когда ему назначено?
– Завтра в четверть двенадцатого, Ваше Величество.
Царь горчично щурится в рюмочное окно на сахарную глазурь замерзшей Невы:
– Проси.
Перцово треща паркетом, входит Столыпин, бифштексно валится на колени.
– Ваше Императорское Величество, спасите Россию!
Николай судаково глядит на него.
– Что за pas de gras, Петр Аркадьевич?
– Государь, умоляю, примите Коковцева, отзовите рескрипт, арестуйте Гапона! – филейно ревет Столыпин, ползя к пармезановому столу государя.
– Встаньте, Петр Аркадьевич, – фаршированно выдавливает Николай после омлетной паузы.
Ветчинно кряхтя, Столыпин приподымается.
– Как вы, второй человек в государстве Российском, смеете просить меня о таком? – Царь чесночно встает и подливочно движется по зале.
– Государь, умоляю, выслушайте меня! – Столыпин прижимает сардельки пальцев к манному пудингу манишки.
– Слушаю. – Николай шницелево отворачивается к окну.
– Ваше Императорское Величество, – винегретно кальвадосит Столыпин, – мы катастрофически теряем контроль над положением в Петербурге! Бастует не только Путиловский завод, но и все типографии! Третий день не выходят газеты! На японские дьявольские деньги социал-демократы и бомбисты готовят неслыханный бунт! Рабочие окраины кипят злобой и ненавистью к властям! Их подзуживают жидки и террористы! Гапон митингует с утра до вечера, собирая все новые и новые толпы! Этот полуграмотный, злобный поп из Пересыльной тюрьмы чувствует себя новым Савонаролой! Он словно ждал падения Порт-Артура, чтобы возмутить рабочих против самодержавия! Они составили петицию – наглый, дерзкий документ, бросающий Вам вызов, Ваше Величество! Сегодня толпы рабочих хлынут в город! Если не предпринять должных мер, они сметут все на своем пути! Все, Ваше Величество! И Вас в первую очередь!