«Ройал» — довольно поганая пишущая машинка, но она послужила ему превосходным тренажером. Пол поднимал ее и ставил на место всякий раз, как оставался в кресле в ее отсутствие. Поначалу он был способен поднять ее лишь пять раз примерно на шесть дюймов. Теперь же он поднимал машинку раз восемнадцать — двадцать без остановки. Неплохо, если учесть, что эта сволочь весит как минимум пятьдесят фунтов.
Зажав, как портной, две шпильки в зубах, он начал ковыряться третьей в замке. Он опасался, что оставшийся в замке обломок заколки может помешать ему, но ему удалось почти сразу зацепить язычок замка. Он еще успел подумать, не закрыла ли она дверь еще и на задвижку — он изо всех сил старался казаться слабее, чем на самом деле, но настоящая паранойя обычно сопровождается поистине безграничной подозрительностью, — и дверь открылась.
Он ощутил знакомое чувство вины — за то, что справился так быстро. Прислушиваясь, не возвращается ли из города «старушка Бесси» (хотя Энни уехала всего сорок пять минут назад), вынул из пачки тампон, смочил его водой из кувшина, неловко искривился в кресле и, стиснув зубы и не обращая внимания на боль, принялся оттирать пятно на дверном косяке с правой стороны.
К его огромному облегчению, оно почти сразу стало бледнеть. Ступицы колес не содрали краску с косяка, как он боялся, а всего лишь чуть-чуть запачкали поверхность.
Он немного отъехал от двери и повернул кресло так, чтобы можно было дотянуться до другого пятна. Сделав все возможное, он опять отъехал и попробовал увидеть дверные косяки проницательными, подозрительными глазами Энни. Пятна остались, но очень бледные, почти незаметные. Он решил, что ему ничего не угрожает.
Он надеялся, что ему ничего не угрожает.
— Ураган надвигается, — произнес он, облизал губы и издал сухой смешок. — В убежище, дорогие друзья!
Он опять подъехал к двери и выглянул в коридор; но пятна он удалил и теперь не видел необходимости рисковать дальше и выезжать из комнаты. В следующий раз — да. Он будет знать, когда настанет день.
Сейчас Полу больше всего хотелось писать.
Он закрыл дверь, и щелчок замка показался ему очень громким.
Африка.
Эта птица из Африки.
Но ты не плачь из-за нее, Поли, ведь со временем она позабыла, как пахнет вельд[19] в жаркий полдень, как антилопы гну лакают воду из реки, какой пряный аромат источают деревья йека-йека в лесах к северу от Большого Пути. Со временем она позабыла светло-вишневый оттенок солнца, заходящего за Килиманджаро. Прошло время, и теперь она знает лишь мутные закаты в дымном небе Бостона, только их она помнит и будет помнить. Прошло время, и она уже не хочет никуда возвращаться, а если кто-нибудь увезет ее на родину и отпустит на свободу, она будет сидеть на одном месте, трястись от страха, мучиться и страдать от тоски о двух безнадежно несовместимых землях, и лишь тогда придет конец ее страданиям, когда кто-нибудь придет и убьет ее.