— Я мто м мума момел? — Мокренко вытаращил незабинтованный глаз. Что этот Хитров, с ума сошел? Столько выстрадать, и еще идти в школу!
— Да не волнуйся ты! — успокоил его Хитров. — Я все продумал. В таком виде писать диктант тебя никто не заставит, а за то, что ты тяжелобольной явился на урок, тебе могут поставить пятёрку! Только давай рот тебе разбинтуем, а то ты говоришь больно невнятно.
При мысли о пятерке Петька взбодрился и попытался раздавить своего спасителя в объятиях, но ему помешали бинты.
— Время поджимает! Пора в школу! — поторопил его Филька, взглянув на часы.
Мокренко кое-как приковылял к школе и после звонка вошел в класс, где в полном молчании Максим Александрыч вскрывал конверт с диктантом.
На задних партах сидели инспекторы из района — две важные женщины с карандашами, а рядом с ними — взволнованный завуч Илья Захарыч, то и дело вытиравший платком свою лысину.
Когда завуч увидел Петьку, платок в его руке замер, а женщина-инспектор тихонько вскрикнула, решив, что сам фараон Хеопс или его древний предок Тутанхамон явился к ним с того света.
Максим Александрыч не узнал вошедшего.
— Это кто? — спросил он робко.
— Это я, Мокренко! Пришел писать диктант!
— Какой диктант, Петя, что ты? — всполошился завуч Илья Захарыч. — Что с тобой случилось, дорогой?
Мокренко, не подготовивший ответа на подобный вопрос, покосился на Фильку, но, так как уши у него были в бинтах, не услышал, что тот шепчет.
— Так как тебя угораздило? — сочувственно повторил завуч, и Петька, вконец растерявшийся, сморозил первое, что пришло ему в голову:
— На лыжах катался и упал!
Илья Захарыч вытаращил глаза. На мгновение в классе повисло молчание, а затем все грохнули от хохота, даже инспекторша ехидно улыбнулась в пространство краем рта. Лысина у завуча покраснела, как помидор:
— Вот как, Мокренко! Значит, на лыжах упал! А ну снимай бинты и живо за парту! Живо, кому говорю! Ах ты, сачок!
Ничего не поделаешь. Разоблаченному Петьке пришлось снимать бинты и садиться за диктант.
— И сегодня же пришли ко мне своих родителей! Сегодня же! — предупредил его завуч, и Петьке показалось, что в его гроб забили последний гвоздь.
После уроков Филька и Мокренко сидели на заборе, и Хитров ругал его на чем свет стоит:
— И угораздило же тебя про лыжи ляпнуть! Какие могут быть лыжи, когда май на дворе! Ну скажи мне, зачем ты про лыжи сморозил?
— Я того… не сообразил. Уж больно он неожиданно вопрос задал… вздохнул Петька.
Филька покосился на него и махнул рукой:
— Эх, дураки мы, не надо было тебе рот разбинтовывать!