Софи просидела несколько часов в своей спальне, тупо глядя в стену. Она чувствовала, как земля буквально уходит из-под ног. Борис Михайлов обречен на медленную мучительную смерть, и она сама навлекла ее. Хан тоже был обречен на гибель, если бы не Адам. Одному Богу известно, какова судьба Тани Федоровой. Она крепко обхватила себя руками, словно пытаясь запереть внутри все несчастья, исходящие от нее, – эту смертельную заразу, от которой все, кто имел к ней какое-то отношение, получали одни страдания. Почему так происходит? В чем ее вина, которая заставляет мужа ненавидеть ее с такой силой, что эта ненависть распространяется на все ее окружение? Отныне она прекращает всяческое общение с внешним миром. Она будет жить совершенно одна. Никому ни единой улыбки, ни единого слова, чтобы никто даже случайно не оказался подвержен воздействию злого рока, нависшего над ней.
К обеду она не спустилась. За ней никто не пришел. Наступил мрачный, дождливый вечер. Она по-прежнему сидела одна. Заброшенный, погас огонь в камине. Промозглая сырость середины октября насквозь пропитала город. Зелено-золотистый теплый сентябрь промелькнул, как всегда, мимолетно. Чувствовалось приближение зимы. Но Софья не замечала холодной сырости; она даже не обратила внимания, что давно сидит в темноте. Она ждала того момента, когда сердце подскажет, что Борис начал свою долгую, мучительную дорогу к смерти.
Дверь открылась. С полным безразличием она попыталась поймать ускользающий взгляд Марии.
– Все кончено? – спросила она, зная, что это не так. Она еще ничего не почувствовала.
Мария покачала головой, ее маленькие глазки забегали, словно пытаясь разглядеть что-то во мраке.
– Ты-то можешь со мной разговаривать, – глухо произнесла Софья. – От меня страдают только те, кто мне близок.
Мария туповато захлопала глазами.
– Он сбежал, – выдавила она наконец. – Вырвался из цепей, которыми был прикован на конюшне, и сбежал.
Жизнь вспыхнула в Софье подобно бересте, брошенной в затухающий костер.
– Когда? – единственное, что она произнесла, и в это мгновение не забывая, что перед ней хозяйская холопка.
– Никто не знает, – сообщила Мария, задергивая шторы. Думают, во время обеда. Решили, что не надо ставить охрану, из цепей ему никуда не деться. – Впервые она заговорила с Софьей Алексеевной, вместо того чтобы угрюмо исполнять свои прямые обязанности. Но привычка быть настороже взяла свое, и Софи не соблазнилась этой возможностью, несмотря на всю непередаваемую радость и желание выведать у служанки все, что та знала, до мельчайших подробностей.