И вот, когда он возвращался из командировки и появлялся на пороге - в обеих руках по набитой сумке, а в особенно трудные годы то еще и с рюкзаком за плечами (только что в зубах не несу, шутил он), мы все трое бросались к нему, счастливые, что видим его дома, и еще так интересно: что там, в сумках. Оттуда извлекались баночки хороших консервов, колбасные круги, упаковки беленьких, сидящих в ячейках, круглых коробочек финского сыра «Виола», конфеты, и еще и еще.
Каждый его приезд из командировки был для семьи праздником. Становилось шумно и весело, и дети даже забывали (увы, временно) про свои ссоры.
Папа дома. Пусть даже он закрылся в спальне и дремлет, укрывшись газетой, или увлеченно смотрит футбол и машет рукой: «Тихо! Не мешайте! Надоели!», но он есть, он здесь. Он может отчитать, и порой - вгорячах и несправедливо, без всякой жалости будет ставить «банки» на подрагивающие от страха детские спинки и еще удивляться: «Что за визг, подумаешь! Ну и дети пошли трусливые!» Трусливые дети боятся огня и горячих банок, но сын однажды заявляет: «Совсем не страшно, даже приятно!»
Случилось как-то, что муж долго никуда не ездил. Холодильник опустел. Я с ужасом представляла грядущее стояние в вечерних очередях. И тут на работе опять стали «распределять» однодневные путевки в Москву. До сих пор мне такая радость не выпадала. Стоит такая путевка всего-то семь рублей, ночь в поезде, днем вместо музеев по магазинам, опять в поезд и домой. И мне досталась путевка! Но что я, маленькая и слабая (а как же!) женщина в силах привезти - одну сумочку, курам на смех! Конечно, вместо меня «по музеям и выставкам» поехал мой муж. Вернулся, нагруженный так, что свалил с себя в прихожей сумки и сел возле них на пол. «Двадцать копеек в кармане осталось, - сказал он, смеясь. - Между прочим, ВДНХ посетил, там магазин хороший есть». А когда-то нас ВДНХ интересовало только выставочными павильонами. Да уж, бытие явно определяет приоритеты.
В самые тоскливые времена - нет командировок, знакомый рубщик куда-то исчез, в магазинах пустые застекленные прилавки, закрытые серой бумагой, или уставленные трехлитровыми банками с уксусными помидорами (как здорово умели портить прекрасный исходный продукт!), я, нарезая тонкими ломтиками сыр, купленный мужем «по случаю», со страхом думала: это еще не голод, раз я сырные корочки обрезаю и выбрасываю, а если действительно будет голод (как в блокадном Ленинграде), чем мы будем кормить детей? Этот страшный образ «ленинградского голода» все чаще нависал над моей головой и мучил ужасными видениями. Поэтому я обрадовалась, когда (уже в «горбачевские» времена) стали выдавать талоны на продукты, - это была гарантия, что какой-то минимум семье обязательно достанется, так что голода точно не будет.