— Да помним, помним, как проверяли, как к мельнику бегала, а потом и к кузнецу повадилась, то косу поточить, то ведро залатать. Ладно, хоть кузнец вдовцом был, а вот как мельничиха тебя за волосы таскала, так то только слепой да глухой не видел, — Степанида поставила вёдра, приготовившись долгой беседе.
— Да уж, шум на всё село был, — ехидно улыбаясь, сказала Груня.
— Ну, а ты бы, вообще, помолчала, а то не знаю, как ты Грица моего, за околицей, в стогу дожидалась, а потом, порознь, в деревню приходили, — Бася подбоченилась, в голосе промелькнули гневные интонации.
Бабы, переглядываясь, расступились, приготовясь к привычному скандалу. Все знали, как встретятся Бася с Груней, так обязательно вспомнят давно минувшее, порой и да потасовки доходило.
— Ну, поди, жалко тебе, что ли? Чай, не убыло от него и тебе доставалось, да ещё в городе, вроде, осчастливил кого, — оглянулась на кумушек Груня, — моё бабье счастье короткое было. Степан мой только и успел мне двоих деток оставить, да пропал сам без вести. Так что не долюбила я, и греха за собой не ведаю.
— А что же сама к вдовому кузнецу не бегала, а на Грица моего глаз свой бесстыжий положила? — щёки Баси вспыхнули гневным румянцем старой обиды, сжала кулаки.
— Так, больно уж ласковый, твой Гриценька, — Груня погладила себя по бокам, словно провоцируя, — а кузнец что, ни слов ласковых не знал, ни обнять нежно не умел, только для тебя он и пригож был, — и расхохоталась в лицо Басе. — Ах ты, стерва бесстыжая, — захлебнулась ненавистью Бася, поддёрнула рукава, и, не мешкая, вцепилась Груне в платок.
Но это не было для Груни неожиданностью. Она была готова к этому повороту их перепалки. Успев отступить на шаг, она была в лучшей диспозиции. Так что Бася промахнулась, а вот Груня, ваккурат, ей в платок и вцепилась. Визги да крики полетели от колодца к деревне. Бабы бросились разнимать драчуний.
— Полно вам, хватит бабы, да что же вы как кошки драные, визжите да царапаетесь, — на силу растащили соседок.
— Тьфу, на тебя, потаскуха, что б тебя подняло да бросило, — брызгала слюной Бася.
— На себя посмотри, сама блудня гулящая, при живом муже, по мужикам шастала. Я хоть вдовая, меня бог простит.
Разгорячённая Груня поправила сбившиеся волосы. Подняв с земли платок, повязала его на голову, взяла ведра и, покачивая бедрами, пошла по улице, напевая какую-то песню.
— Вот гадина, совсем совести нет, — Бася всё ни как не могла успокоиться.
— Да хватит тебе, уймись, когда это было. Всё никак забыть не можешь, — Степанида подняла, перевёрнутое в драке, ведро и опустила в колодец.