Естественно, Сидоров (малый Сидоров) никогда не допускал своего питомца до подобных терзаний. Вот и сейчас он предпринимал все необходимые меры воспитательного воздействия: терся о ноги, подавал ободряющие звуковые сигналы, запрыгивал на холодильник — в общем, всячески побуждал Сидорова-большого к выделению колбасы со сковородки. И побудил.
— Вася, да достал уже, достал! — простонал чел Сидоров — разумеется, притворно: хотел скрыть ту радость, какую он на самом деле испытывал. — Ну, на, на! вон, в чашку кладу!
После того, как из четырех зажаренных кусков в миску Василия перекочевало полтора, он заключил, что чела Сидорова, пожалуй, уже не будут мучить угрызения совести из-за неуместной стеснительности. По крайней мере, до обеда. Но на всякий случай он еще доел и вчерашнюю рыбу — я ж говорю, что Сидоров очень ответственно подходил ко всем жизненным вопросам. Хороший был кот. Труженик. И красавец — пушистая шерсть блестит, на морде у носа пятнышко, на лбу лихая белая челка — все окрестные кошки обмирали по челке этой белой. Нравился Сидоров окрестным кошкам. Всем. И поведения был примерного — всегда проявлял внимание к дамам. И за себя умел постоять. И умница! И мышей ловил! Не как Фельдман.
Вот к Фельдману-то Сидоров и собирался сегодня с утра. Они дружили: у Фельдмана в холодильнике всегда водилась ветчина, а то и семга с белугой. Но у Фельдмана — правда, не в холодильнике — водились также и мыши, а к ним Фельдман был равнодушен. Можно сказать, он был даже мышелюбив. Таким было его философское мировоззрение, но этой миролюбивой философии не разделяли челы Фельдмана, — вероятно, по причине своей человеческой и интеллектуальной ограниченности. Особенной мышебоязнью отличалась чела Фельдман, которая при виде мыши с визгом настаивала на исполнении котом Фельдманом совершенно не свойственных ему функций. Мышь поймать заставляла, я имею в виду — а мог ли Фельдман поступиться своими жизненными принципами? Конечно, нет! Вот на почве мышелюбия и выросла деловая, а позже и личная кошачья дружба Фельдмана и Сидорова.
В неделю раза два-три Сидоров взбирался по клену у дома Фельдманов — а жили Фельдманы через двор от Сидоровых — и с клена спрыгивал на навес, что тянулся вдоль стены. Он трусил до окна кухни Фельдманов, вспрыгивал на подоконник, сигал в форточку, говорил: "Привет, Фельдман!" — а дальше события разворачивались так.
Действия Сидорова.
Восседает в проеме форточки, как горный орел на утесе. Снаружи оставляет реять на ветру пушистый хвост. Внутри — просунув вперед голову, зорко проверяет пространство квартиры на наличие челов. Удостоверившись в их отсутствии, лихим прыжком прямо с рамы перемахивает на холодильник. Не мешкая, задает деловой вопрос: — Та-ак, что у нас сегодня съедобного? Кажись, в воздухе витает осетрина?