Он кивнул привратнику, стоявшему в дверях, и провел ее через другую галерею в комнату средних размеров с высоким потолком.
– А это наш темный, лишенный удобств вестибюль. Когда какой-нибудь билль ставится на голосование, мы не выкрикиваем и не поднимаем рук. Мы выходим в вестибюль справа от председателя, если мы «за», или слева, если «против», а он пересчитывает нас по головам. Это называется разделением. Теперь идем сюда.
Он провел ее по короткому коридору, распахнул другую дверь и гордо объявил:
– Зал заседаний!
Его увлеченность растрогала Кассандру; несмотря на все, что он натворил, она была не в силах оскорбить его чувства.
– Очень мило, – вежливо откликнулась она, удивляясь про себя скромным размерам помещения, казавшегося скорее уютным, чем величественным, совсем не таким, как ей представлялось. Стены были обшиты панелями.
– А вот кресло председателя, – продолжал Риордан, указывая на простое кресло с прямой спинкой, стоявшее на возвышении.
Перед креслом председателя были выстроены рядами скамейки, разделенные надвое зеленой ковровой дорожкой.
– Я сижу здесь, на стороне вигов.
Отпустив ее руку, он прошел в дальний конец зала заседаний.
– Вот здесь!
Теперь он был так далеко, что ему приходилось чуть ли не кричать.
– Старшие члены палаты сидят впереди!
Улыбаясь, Риордан вновь подошел к ней.
– А публика сидит вон там, – он указал на галерею у них над головами, обрамлявшую зал с трех сторон. – Берк сидит здесь, на «скамье министров» [63], с тех самых пор, как порвал с Фоксом и другими вигами.
– Он действительно будет выступать против твоего законопроекта? – спросила Кассандра, несмотря на твердое намерение с ним не разговаривать.
На самом деле ей хотелось спросить: «Филипп, что мы здесь делаем?»
– О, да, это, можно сказать, было предрешено. Такого понятия, как «реформа», в словаре Берка не существует. Он ужасный ретроград.
– Тогда почему он вызывает у тебя такое восхищение? Уэйд его не выносит.
– Я в этом не сомневаюсь. Уэйд видит в Берке своего злейшего врага. Ведь Берк ненавидит революцию по той же причине, что и реформы, – и то, и другое нарушает традиции прошлого.
Риордан опустился на место Берка на «скамье министров».
– Почему я восхищаюсь им? Потому что он – один из самых выдающихся умов нашего столетия, он столь же честен, сколь и упрям, он скорее умрет, чем поступится своими принципами. И к тому же он блестящий оратор. Вернее, раньше был. Теперь его называют «обеденным колоколом» палаты общин.
– Почему?
– Потому что стоит ему встать, чтобы взять слово, как все разбредаются кто куда.