В тот день, перед свиданием с Гриффом Буркеттом, она зачем-то зашла в кабинет Фостера. И обнаружила свой доклад, на подготовку которого потратила не одну сотню часов. Он лежал в корзине для мусора вместе с обломками модели самолета. Фостер разбил модель и выбросил осколки.
Даже Грифф Буркетт спросил ее о модели. Даже он, чужой человек, не имевший никакого отношения к индустрии авиаперевозок, проявил больше любопытства, чем Фостер.
Вид разбитой модели обескуражил ее. Это означало смерть ее идеи. Несмотря на почти абсолютную уверенность в том, что овуляция будет сегодня, следовало позвонить Гриффу Буркетту и отменить встречу. Она была слишком уязвима в эмоциональном плане, чтобы идти на свидание, но не хотела объяснять Фостеру, почему пропустила этот цикл и не воспользовалась возможностью зачать для него ребенка. Лежа под простыней в ожидании «нанятого жеребца», она чувствовала себя жертвой на алтаре. Тогда ей казалось, что это действительно так, что она приносит себя в жертву эгоизму Фостера. Она плакала, когда в комнату вошел Грифф.
Никто из них не ожидал того, что случилось потом. Грифф рассчитывал на это не больше, чем она. Поначалу ее слезы даже разозлили его.
А потом он с удивительной нежностью вытер их. Его забота смягчила боль, причиненную Фостером. Лаура инстинктивно ухватилась за эту заботу, в отчаянном желании поддержки, нежности, понимания и любви. Грифф ответил на ее реакцию точно так же, только по-мужски.
Встречаясь с ним в том доме, она никогда не стремилась к сексуальному удовлетворению. Совсем наоборот. Она гнала от себя даже одну мысль об этом. Днями и ночами она уговаривала себя, что не чувствует себя лишенной чего-то важного, что она получает удовлетворение от других аспектов жизни, что не хочет вновь почувствовать на себе тело мужчины.
Но, ощутив его внутри себя, она уже не могла сопротивляться мощному порыву чувственности. Ее охватило желание, такое сильное — правда, естественное и даже простительное, — что тело автоматически отреагировало на него, и она почти бессознательно отдалась своим ощущениям.
Она была готова почти оправдать то, что произошло между ними в тот день.
Но как оправдать другой день, четыре недели спустя? То, что они совершили, было абсолютно неправильным и непростительным.
Теперь она лежала, прижав ладонь к низу живота, и плакала о ребенке, который никогда не узнает своего отца.
Ни того, ни другого.
На следующий день она председательствовала на созванном совещании. Присутствовали все руководители подразделений и все члены совета директоров.