Джек сделал паузу и сорвал с дерева лист, так, без всякой причины, только из прихоти. Он решил, что лист не такой зеленый как дома. Конечно, это не имело значения, за исключением того, что странным было то, что он делает.
Он бросил лист на землю и, фыркнув от нетерпения, пришпорил лошадь. Это же смехотворно, что он изводится чувством вины, собираясь просто увидеть замок. Боже, он же не собирался представляться. Он не хотел найти новую семью. Он обязан семье Одли намного больше, чем этой.
Он только хотел увидеть дом. Издалека. Увидеть, то что он мог бы иметь, но чего был рад не иметь.
Но возможно должен был иметь.
Джек пустил коня в галоп, позволяя ветру выдуть все воспоминания. Скорость давала очищение, почти прощение, и прежде, чем он понял это, он прибыл на место. И все, о чем он смог подумать, было…
Господи.
***
Грейс была измучена.
Ночью она спала, но немного, и не очень хорошо. И даже притом, что вдова захотела провести утро в постели, Грейс такую роскошь не предоставили.
Герцогиня бесконечно требовала помочь ей сменить положение: она то садилась, то ложилась, то откидывалась полулежа.
И даже когда она все бросила, отвернулась и отказалась поднять голову от подушки, ей все равно удалось вызвать Грейс шесть раз.
Первый час.
Наконец, она с головой ушла в пачку писем, которые Грейс откопала для нее в глубине старого стола ее покойного мужа, сложенных в коробку с надписью:
ДЖОН, ИТОН.
Спасена школьными бумагами. Кто бы мог подумать?
Однако отдых Грейс был прерван менее чем через двадцать минут, прибытием леди Элизабет и Амелии Уиллоуби, симпатичных, белокурых дочерей графа Кроуленда, давних соседей и, Грейс всегда была рада это отметить, друзей.
Особенно Элизабет. Они были одного возраста, и до того, как положение Грейс резко изменилось со смертью ее родителей, считались подходящими компаньонками. О, все знали, что Грейс не составит конкуренцию девочкам Уиллоуби — в конце концов, у нее никогда не было бы Лондонского сезона. Но здесь в Линкольншире, они были, если не ровня, то, по крайней мере, приблизительно одного уровня. В Линкольнширском Собрании люди не были настолько разборчивы.
И когда девочки были одни, социальное положение никогда не стояло между ними.
Амелия была младше Элизабет. Всего лишь на год, но когда все они были моложе, это казалось огромной пропастью, поэтому Грейс не знал ее так уж хорошо. Но она предполагала, что скоро это изменится. Амелия была обещана Томасу, и обещана с самой колыбели. Это была бы Элизабет, но ее обещали другому молодому лорду (также в младенчестве; лорд Кроуленд не желал пускать дело на самотек). Однако суженый Элизабет умер очень молодым. Леди Кроуленд (которая не была таковой фактически) объявила все это весьма неудобным, но бумаги, связывающие Амелию с Томасом, были уже подписаны, и все посчитали за лучшее оставить все как есть.