Независимо от того, что он чувствовал до этого — в одно мгновение все утроилось. Бог мой, он физически страдал от боли.
С дрожащим стоном он вернул свой пристальный взгляд к ее лицу.
— Мисс Эверсли, — произнес он, потому что должен был что–то сказать, но не видел способа принести свои извинения. Ни одного такого, что был бы хорош.
— Мистер Одли, — ответила она, слегка коснувшись своих губ.
И он понял, в этот единственный, сбивающий с толку миг чистого страха, что все, что он видел на ее лице, в ошеломленном блеске ее глаз — чувствовал он сам.
Но нет, это невозможно. Он только что встретил ее и, кроме того, не любил. Точнее, он не испытывал сердечного томления, затмения ума, чрезмерного вожделения, которые так часто путают с любовью.
Конечно, он любил женщин. Они нравились ему, чрезмерно, что, он знал, делало его довольно уникальным среди мужчин. Ему нравилась манера, с какой они двигались, он любил звуки, которые они издавали, когда таяли в его объятиях или выражали свое неодобрение. Он любил, как по–разному они пахли, как по–разному они двигались, и даже в этом случае, было в них что–то такое, что объединяло их в группу, что, по–видимому, связывало их всех вместе. Казалось, даже воздух вокруг них кричал: я — женщина. Я — не такая, как ты.
И благодарение Господу за это.
Но он никогда не любил женщину. И у него не было никакого желания что–либо менять. Привязанность была опасна, она грозила всеми видами неприятностей. Он предпочитал двигаться от романа к роману. Это соответствовало его жизни — и его душе — как нельзя лучше.
Он улыбнулся. Совсем чуть–чуть. Именно этого и можно было ожидать от человека, подобного ему, в такой ситуации. Возможно, он чуть больше наклонил голову, чем полагалось. Вполне достаточно, чтобы наполнить его голос слегка язвительным остроумием, когда он сказал:
— Вы вошли в мою комнату.
Она кивнула, но движение было настолько медленным, что он не был уверен, что сама она осознала, что сделала его. Когда она заговорила, в ней ощущалось некое оцепенение, словно она говорила сама с собой.
— Я больше не буду этого делать.
Теперь, это было бы катастрофой.
— Мне жаль, что Вы не будете, — сказал он, предлагая ей свою самую обезоруживающую улыбку. Он потянулся, и прежде чем она смогла понять его намерения, взял ее руку и поднес к своим губам. — Это было, конечно, — прошептал он, — самое приятное приветствие за весь сегодняшний день в Белгрейве.
Не отпуская ее пальцев, он добавил:
— Мне очень понравилось обсуждать эту живопись с Вами.
Это было правдой. Ему всегда нравились умные женщины.