Сидевший по-прежнему на кровати Маргасов втянул голову в плечи, дрожащими руками взял рядом с табуретки пачку папирос, стал, ломая спички, закуривать.
— Нет у меня ничего, начальник. Ничего нет. Ей-богу, зря это, — пробормотал Маргасов.
Обыск начался. Марков сидел за обеденным столом, сортируя содержимое коробочек с бумагами, и то, что его особенно интересовало, складывал отдельно.
Леонид заглянул через его плечо, увидел справки, документы, старые письма.
— Зубов, занесите в протокол обыска и изъятия.
Марков отодвинул в сторону аккуратно сложенную им пачку бумаг, потер ладонью о ладонь, отряхивая пыль.
Бумаги потерлись от древности. Все они имели тюремное и лагерное происхождение. Леонид вопросительно взглянул на Маркова.
— Пиши, Леонид, пиши. Тут его сущность. Вся подноготная, — Марков постучал указательным пальцем по столу.
— Товарищ подполковник, полюбуйтесь. Еще один паспорт. Теперь их два.
Сотрудник протянул старый, измятый паспорт.
— В сорок восьмом брали меня. Он потерялся, а… — начал живо Маргасов.
— А потом нашелся. Верно я говорю? — спросил иронически Марков.
— Верно, — сказал Маргасов обреченно.
Но обыск ничего не давал. Стоило с такой помпой, оглашая город сиреной, мчаться за этим паспортом. Но Марков не терял выдержки. Он поражал Леонида присутствием духа. Он спокойно подвел итоги:
— Что еще осталось? Батарея отопления. За батареей проверено?
Это было пока «белое пятно» — место за батареей.
— Тайник, значит, там. Да и быть ему больше негде, — сказал уверенно Марков.
— Товарищ Смирнова, кажется? Вы ближе всех. Попробуйте рукой, — обратился Марков к понятой.
Леонид перестал писать, поднял глаза и вместе со всеми уставился на батарею.
Наступила напряженная тишина. Женщина загипнотизированно смотрела Маркову в глаза и не шевелилась. Маргасов переводил тревожный взгляд с Маркова на женщину.
— Смелее, смелее, — подбодрил весело Марков.
Глядя Маркову в глаза, понятая пошарила за батареей одеревеневшей рукой — там что-то звякнуло.
— Железки, — сказала женщина, выдергивая руку.
— Ну-ну. Тащите смелей, — сказал Марков, не шевельнув и бровью.
Прошла минута. И на столе лежали: полуметровый ломик, зубило с острым концом и молоток с обтянутой кожей головкой. Их венчали три четвертных билета, новеньких и хрустящих — только из банка. Немного мятые и в паутине.
Теперь центром внимания стал Маргасов. Тот вначале пытался делать круглые глаза, но потом безнадежно махнул рукой и всхлипнул. Он развозил слезы по щетинистым скулам, этот ловкач, легко входивший в чужие квартиры. Он, не дрогнув, обрушил страшный удар на голову актера, а теперь рыдал, точно ребенок.