Все равно, тебя бы не пустили в кабинет директора. Неужели это сложно понять?
Габриель поднял бровь, словно говоря: " Да ты что, и кто меня остановит?" Оливии захотелось расцарапать ему лицо от злости, но, хоть он бы и позволил ей это, она сомневалась, что получит удовольствие от созерцания результатов своих действий. Она опять начала его уговаривать.
Но мужчину ей убедить не удалось. Он так же спокойно стоял возле двери, не желая ее выпускать, пока она не смирится с неизбежным.
Он даже внес свое предложение:
- Просто позвони, все равно ты их больше не увидишь, или вообще, не сообщай, какая разница?
Нет, она все - таки, может не сдержаться.
Положение Оливии, так же, осложнялось отсутствием какой-либо одежды. Очевидно, предвидя ее сопротивление, Габриель куда-то задевал ее вещи, и делал вид, что слыхом не слыхивал ни о какой одежде. Так что, сейчас девушка гордо дефилировала по комнате в белье и его рубашке, на которой, к сожалению, не осталось ни единой пуговицы, опять-таки, его стараниями. И, только представьте себе, этот нахал, наотрез отказался дать ей еще одну свою рубашку, заявив, что у него их всего три.
Одна в крови, другая на ней, ну а последняя - на нем. Вот бы сам и походил без рубашки, ей-то и надо, что добежать до Мадлен. Но Оливия не была настолько глупой, чтобы даже попытаться выйти в столь скромном одеянии, в коридор дома, наполненного ликанами мужского пола. О нет, она не собиралась становиться причиной мужских разборок, им и без того, проблем хватало.
- Это просто - смешно! - Топнула девушка ногой.
- Ты так думаешь? - внезапно напрягся Габриель. - Смешно? Думаешь, это смешно, когда мчась, домой к любимой, ты обнаруживаешь, что она пропала, а ее отец мертв?
- Мужчина отошел от двери и приближался к ней, вынуждая отступать к стене. - Или ты считаешь, что это смешно, не иметь ни малейшего представления, где смысл твоей жизни, не знать, жива ты или нет?
Оливия почувствовала, что уперлась в стенку. Она была поражена реакцией Габриеля, но так понимала его. Сейчас, она представила, что он чувствовал все эти годы.
Все таки, ей было несравнимо легче, она не помнила. А забвение - это благо, если не можешь ничего изменить. Он же помнил все.
Мужчина подошел, практически, вплотную, упираясь руками в стену над ее головой.
Его глаза стали еще чернее, а зрачки начали вытягиваться, принимая вертикальную форму. Он склонился над ее лицом, и его низкий рокочущий голос отдавался во всем теле девушки.
- Это смешно, терять все, что держало тебя над безумием и тонуть в нем? Смешно знать, что этого никогда бы не случилось, если бы я не гнался за тем, чего никогда не хотел, и заплатить за это потерей единственного, чего желал? Жить в аду день за днем, и быть готовым опуститься еще глубже, лишь бы найти тебя?