— Папа… — Глаза Майв снова стали круглыми. — Он ждет, пока я приду. Мне уже двадцать четыре, а он все еще ждет меня.
— Я читал перед сном. — Но её отец застенчиво улыбнулся. — Потом пришла Майв и я … ну… — Он еще раз посмотрел на свою дочь. — Я спустился вниз около полуночи и проверил сигнализацию. Знаю, знаю, — произнес он прежде, чем Майв успела сказать хоть слово. — Ты всегда включаешь её, если приходишь домой после того, как я уже лег спать, но я чувствую себя спокойнее, когда делаю этот вечерний обход. Потом я пошел спать. Майв уже была в своей комнате. Мы позавтракали вместе около восьми утра, а к половине десятого уже были в магазине. Мы открываемся в десять.
— Спасибо. Вы не против, если мы осмотримся здесь?
— Пожалуйста. Если у вас возникнут вопросы, если мы хоть чем-то можем помочь… — Бьюкенен поднял руки. — Я никогда не был в подобной ситуации, поэтому просто не знаю, что мы можем или должны делать.
— Не уезжайте из города, — сказала ему Ева. — И если что-нибудь вспомните, то свяжитесь со мной в Центральном управлении. А сейчас покажите мне, что у вас есть о Бобби Брэй.
— О, у нас очень хорошая коллекция. На самом деле мой любимый экспонат — это портрет, который мы купили у Рэда несколько месяцев назад. Сюда, пожалуйста. — Бьюкенен повернулся и направился в главный зал. — Он был сделан с фотографии, которая была на обложке ее первого альбома. Хоп — старший из Хопкинсов — заказал его, и портрет висел в апартаментах над клубом. Ходили слухи, что он подолгу разговаривал с картиной после исчезновения Бобби. Конечно, он ведь принимал столько разных галлюциногенов. А вот и он. Великолепный портрет, не правда ли?
Портрет был примерно восемнадцать на двадцать дюймов[3]. Бобби склонилась над кроватью, где поверх ярко-розового покрывала лежала гора белых подушек.
Ева увидела женщину с длинными кучерявыми светлыми волосами. В волосах сверкали две яркие бриллиантовые клипсы. Её глаза были зелеными, как первая весенняя листва, а одинокая слеза, яркая как алмаз, стекала по щеке. У нее было лицо обреченного ангела — скорее милое, нежели красивое, полное трагедии и пафоса.
На ней была прозрачная белая одежда, а на груди было ярко-красное пятно, по форме напоминающее сердце.
— Альбом назывался “Кровоточащее сердце” — по названию заглавной песни. За него она получила три статуэтки «Грэмми»[4].
— Ей было 22, — добавила Майв, — на два года меньше, чем мне сейчас. А менее чем через два года она бесследно исчезла.
“След есть всегда”, подумала Ева. «И он всегда был, даже если на его обнаружение понадобилось почти столетие».