Смеясь над купцом и восхваляя собственную сметку, ведут они Хинд в нанятый дом, где накормив и тщательно ее осмотрев, остаются весьма довольны приобретением и запирают красавицу на ключ, приставив к ней мерзкую старуху, которая своей болтовней быстро утомляет красавицу. В этом меленьком доме живет она полтора года, и каждый день один из пяти фустатцев проводит в ее обществе приятные для себя часы, принося изредка вино и плоды, и выводит ее в небольшой садик для прогулок, и запирая на ключ, передает его следующему. Вечерами Хинд поднимается на крышу дома и смотрит на звезды, дабы в расположении светил увидеть предопределенное, и прохлаждаются глаза ее и вспоминается ей прошлое, но тщетно высчитывает она углы и градусы на небосклоне, ибо пелена скрывает ее будущее, не позволяя разглядеть предначертанное. И спускается она вниз и зажигает лампу и берет в руки книгу, дарующую успокоение.
Наступает утро и приходит литератор, высокий и худой, как цапля, и он приносит скверную пищу и разбавленное вино, и видя красавицу, становится косноязычен, и усиливается дрожь в его руках, когда он снимает с нее одежды, и не в силах лицезреть ее великолепие, становится на корточки и покрывает поцелуями ее колени и ступни, не позволяя губами своим подняться выше ее пупка. Желания его — покорность, мечтания его — безусловная служба, влюбленный в образ, не позволяет он себе разрушить его, и нет для него в этом мире реальности.
На другой день является глуховатый философ с бельмом на глазу, подмышкой его — кувшин доброго хузистанского вина, и присаживаясь рядом с Хинд, гладит он ее по волосам, и разливает вино по чашкам, и заводит пустой разговор, и смотрит на девушку слезящимися глазами. Когда же вино выпивается и мысли философа приобретают некоторую известную свободу, изъявляет он свое заветное желание, весьма странное и чрезвычайно порочное, именуемое журчание ручейка, и Хинд, смущенная и от стыда краснеющая, долго отказывается, пока наконец не поддается на его настойчивые уговоры.
В третий день открывается дверь дома и входит поэт, маленький и кривой, изъясняющийся исключительно двустишьями, косноязычными и тяжеловесными, и Хинд, видя, что он долго не может подобрать требуемое слово, прыскает в ладони, и подсказывает ему удачную рифму. Ортодоксальный в любовных утехах, удовлетворенный, ведет он ее в сад, где кормит сладостями и упражняется в стихотворчестве. Сложив, не без помощи Хинд, несколько бейтов, он прощается и торопится домой, чтобы не вызвать подозрение у жены, желчной и сварливой бабы.