Так что не люблю я несчастных женщин. Не меньше, чем сочувствующих им несчастных женщин. Порочный душный круг женского несчастья, из которого не вырваться.
Всё, что совместимо с жизнью, — счастье.
Всё, что несовместимо с жизнью, — просто смерть. И кто вам сказал, что смерть — это несчастье?
Несчастье — это быть похороненной заживо в могиле постоянных несчастий.
Аборт — драма.
Развод — драма.
Ушёл — драма.
Вернулся — драма.
Нет денег — драма.
Забыла тампаксы купить — драма.
Юность — драма.
Старость — драма
Я вот не понимаю — что, во времена всех этих абортов, разводов, уходов-приходов, безденежья, безтампаксья, юности и старости, солнце перестаёт светить? Небо становится не таким? Яблоки пахнут не так? Грибные дожди покидают планету?
Хочешь быть несчастной — будь ею. Только вслух говори об этом поменьше. Потому что подобное притягивается. И прилипает намертво. Навечно. На мёртвую вечность.
Да, я не люблю несчастных людей. Я вообще мало кого люблю. Буквально раз, и обчёлся. Но я не настолько не не люблю остальных, чтобы содействовать сочувствием ещё большей инвазии в них клеток несчастья. Пинок под зад — операция радикальная. Сочувствие — лишь ненадолго сдерживающий низкодифференцированные клетки несчастья паллиатив. А от химиотерапии жалости лишь дух тошнит и душа лысеет.
Видимо, поэтому меня «девушки не любят». Но, честное благородное слово, солнце от этого не светит мне как-то иначе.
Будьте счастливы!
Дешево. Сердито. Эффективно. Безжалостно
Я как-то в приватной беседе сказала, мол, не люблю, когда бабы, вместо того чтобы быстренько говно по трубам прогнать, если уж заговнение приключилось — никто не застрахован, — начинают его из труб выковыривать и медлительно, и нежно, и томно по стенам размазывать. И, как обычно, сказала, что психологию предпочитаю карательную в режиме пульс-терапии. У меня ехидненько поинтересовались, мол, а как это? А то мы тут вавы, понимаешь, расковыриваем и трепетно глядим, чтобы дыра в душе подольше не затягивалась.
И я пример из жизни привела.
Была у меня толковый парикмахер. Красить не умела, но как стригла!!! Богиня. Муж её уволил, теперь дома сидит, в Железнодорожном. Не то чтобы лень туда тащиться, а муж её ещё, вишь, визитёров не любит. Там этих вояк в Железнодорожном, как говна в канализационных трубах. Потому-то такой талантище сейчас дома сидит, котлетки вертит.
Так вот, рассказывала моя парикмахер, что ходила к ней дама. Долго ходила. Вернее, ездила. Холёная такая дама. Потом пропала. Ну, пропала и пропала. Мало ли.
Появляется через полгода. Холодной лютой московской зимой. Появляется пешком. Из троллейбуса, аки Христос, выходит ногами. Ни тебе шубки. Ни тебе сумки приличной. Ни тебе блеска в глазах и маникюра на ногтях. Болоньевая куртка «и в глазах осень». И говорит: