— Отвезти-то вас отвезут, да только поезда тоже отменили. Пассажирские. Только товарняки остались.
— Но телеграф-то работает? В смысле — почта, телефон междугородный, а?!
— Конечно, работает.
В общем, доставил нас шофёр в Ухту. Мы телеграммы отбили — я в редакцию, фотограф — жене. Я ещё очень обрадовался в этом месте, что одинок, как ясный сокол, будь у меня жена, да ещё такая любимая, как у фотографа, умом бы тронулся. Он, видимо, и тронулся. Потому что толкнул мне очень длинную, внятную, совершенно нехарактерную для него речь:
— Ты, Васильев, как хочешь, а я на товарняк сяду. Как-то договорюсь. И они скоро ходить перестанут. Когда отсюда последний продукт вывезут на большую землю.
— Весь не вывезут. У них же ещё урановая руда. Что-то придумают…
Он мне только рукой помахал, обернувшись на секунду. На вокзал потопал. Там от почты недалеко. Я догнал. Обнял как-то косоруко. Не принято было в редакции обниматься, всё больше коммуникативные навыки были в ходу. Но тут я себя таким на всю голову пронзительно русским почувствовал, что обнял. Он мне свою драгоценную камеру отдал. «Продашь, если что!» Кому я её тут продам? Но у него такое лицо было, что я сразу понял — не взять нельзя. И хорошо, кстати, сделал, что обнял. Потому что с тех пор я фотографа не видел.
Ответная телеграмма пришла спустя три дня.
Журнал закрыт тчк выбирайся как можешь тчк удачи воскл
У меня сперва такой «воскл» случился, что шофёр меня сутки самогоном отпаивал.
Ещё через неделю и телеграфу с почтой полное «тчк» пришло.
Совершенно непонятно, почему. Запасов топлива для перевозок чего бы то ни было, в том числе писем, должно было хватить ещё надолго. Но, видимо, монополия государства решила распорядиться ими как-то по-своему — по от народа секретному. Опять же разобщённость на руку, чтобы не запугивали друг друга. Другого объяснения почтовому и тем более телеграфическому геймоверу я не нахожу. В общем, что бы я ни выдумывал, правды всё равно не узнать.
Пометался было между Ярегой и Ухтой, пытаясь вырваться, но такие давки и толпы были в товарняки, что милиция снимала. После чуть ли не расстрел на месте без суда и следствия объявили за попытку проникновения в составы стратегического назначения. Потом мне и вовсе сказали: мол, простите, господин Васильев, мы не можем на ваши творческие метания бензин тратить. Хотите — пешком идите, а хотите — попутным гужевым транспортом добирайтесь. Но люди мы добрые, гнать не будем. У нас хорошим гостям рады. На случай, если не вырветесь и решите остаться, не оставим в беде. Хотите — на урановый рудник устраивайтесь, а не хотите — учителем в школу, если русский язык знаете. Наша Марья Ивановна в старческом маразме, а на пенсию не отправляем — некому больше. Деньгами платить не будем, да и на что вы те деньги потратите — обменяете? Но без лосятины и морошки не останетесь. Да и жить есть где. Этот домик, что покомфортнее, конечно, придётся освободить, но вот вам на окраине с видом на реку пятистенок преотличнейший, колодец во дворе, домик отдохновения от забот желудочно-кишечных там же.