Матрос с Гибралтара (Дюрас) - страница 37
– Что и говорить, – заметил я, – обычно такие вещи сразу видно. Другими словами, эта женщина не очень-то привередлива, так, что ли?
– Пожалуй, – бросив взгляд куда-то в сторону, согласился он, – можно и так сказать, женщина она не так чтобы привередливая. Жена говорит, в море она вполне обходится своими матросами.
– Понятно, – заметил я. – Да, что и говорить, странная история.
Похоже, теперь нам уже было и вправду совсем нечего сказать друг другу. Он посоветовал мне сходить на танцы. Если я хочу, он мог бы перевезти меня на своей лодке. Я согласился. Он еще поговорил немного о реке. Когда мы уже почти причалили к другому берегу, снова вернулся к танцам и к своим дочерям. Сейчас я их увижу, его дочек, заметил он с улыбкой, которую я воспринял как предостережение. По правде сказать, добавил он, пусть даже они и не найдут себе женихов на этих танцульках, так хоть повеселятся, все же какая-никакая польза, жизнь-то, она ведь не очень веселая штука. А вообще-то, вдруг разнервничался он, почему бы им и не найти себе мужей, ведь находят же другие! А кто устраивает эти танцы, поинтересовался я. Да муниципалитет Сарцаны, единственное стоящее дело, которое сделал этот никудышный муниципалитет. Туда приезжают рабочие из Специи, вот за них-то и выскакивают замуж большинство местных девушек. Он высадил меня на берегу. Я угостил его сигаретой. И он поплыл назад, стеречь свою Карлу.
Танцевальная площадка находилась возле реки, это был дощатый помост на сваях. Ее окружали заросли тростника, на котором были прилажены венецианские фонарики. Некоторые танцевали и снаружи, на небольшом утоптанном пятачке прямо напротив входа. Я с минуту поколебался, но, поскольку снаружи не было стульев, все же поднялся на площадку. Оглядел лица, а вдруг он окажется там, кто знает, может, на этой неделе ему удалось вырваться из Пизы пораньше. Но нет. Он не приехал пораньше. Более того, там не было ни одного человека, кто бы хоть немного на него походил. Меня снова охватила усталость. Я уселся за столик, где стояло четыре стакана с лимонадом, и стал ждать, пока кончится танец, чтобы пристать к какой-нибудь девице. Девушек там было хоть отбавляй, хватило бы на двадцать одиноких мужчин вроде меня. Мне надо было срочно найти кого-нибудь, чтобы немного поговорить. Танец – по-моему, это была самба – закончился, но тут же, без перерыва начался новый. Никто даже не присел. Я пообещал себе, что уж после этого танца непременно склею себе какую-нибудь девицу. Так надо. И именно девицу. Правда, у меня уже была одна, там, на другом берегу реки, одна в гостиничном номере, но та уже больше не могла составить мне компанию. В общем-то, если разобраться, она не так уж сильно отличалась от той, к которой я собирался сейчас пристать, кроме разве что одного – по каким-то непонятным, таинственным причинам та уже больше мне не подходила. Это было в Виши, она тогда только что поступила на службу, вот там я с ней и познакомился. Три дня я искоса наблюдал за ней. Потом мне в голову пришла одна идея, так, озорная мыслишка, в те времена они еще иногда меня посещали. Я подумал про себя: раз я вот уже шесть лет никак не могу вырваться из этого борделя и слишком ленив, чтобы сделать это по собственной воле, почему бы мне не попытаться изнасиловать эту редакторшу – она заорет, все сразу сбегутся, и меня выгонят со службы. Однажды в субботу, после полудня, когда мы с ней вдвоем оказались на дежурстве, я так и сделал. Получилось у меня не слишком-то удачно. Судя по всему, к тому времени она уже поджидала какого-нибудь мужика. Потом это стало входить в привычку, по вечерам в субботу, так прошло два года. Она уже не вызывала у меня ни малейшего желания. Я никогда не вел себя с ней так, будто она мне нравилась. Нет, я прекрасно понимал, что создан точно так же, как и все прочие, иначе говоря, чтобы любить весь мир. И все-таки мне никогда не удавалось сделать так, чтобы и она тоже стала частью этого самого мира – чтобы полюбить и ее тоже. Ничего не поделаешь, приходится мириться и с такими несправедливостями. Завтра я причиню ей боль. Она станет плакать. Этот прогноз так же неотвратим, как и наступление завтрашнего дня. И я так же бессилен помешать этому, как и заставить себя полюбить ее. Наверное, эти слезы придадут ей какое-то новое очарование, возможно, единственное, какое мне когда-либо доводилось замечать в ней. Надо не поддаваться, надо быть начеку. Танцующие женщины уже с какой-то новой силой напоминали мне о ней. Она там одна, в комнате, спит или, может, проснулась и ломает себе голову, куда это я запропастился, – откуда мне знать. Я позволил ей приехать со мной в Рокку и пока что ни словом не обмолвился о решении, которое принял вот уже четыре дня назад. Может, я еще сомневаюсь? Да нет, вряд ли. Завтра она будет плакать, вот уж в этом-то я уверен, каким бы манером я с ней ни объяснялся. Наотрез откажется понять, принять мое решение. Потом уедет, вся в слезах, а я останусь здесь. Вплоть до самого последнего момента нашей паре так и суждено будет остаться призрачной, будто ее и вовсе никогда не существовало в природе. Внезапно меня охватило сожаление, само собой, немного идиотское, что я не взял ее с собой на танцы. Кто знает, может, танцуя, мы смогли бы лучше поговорить, лучше понять друг друга. Я бы крепко обнял ее, прижал к себе: «Я больше не могу, я остаюсь в Рокке. Нам просто необходимо расстаться, ты знаешь это не хуже меня. Из нас получилась никудышная пара, мы словно умирали с голоду среди всех богатств мира. Ну, почему мы должны так дурно с собой обходиться, за что? Да не плачь ты, не стоит. Чувствуешь, как крепко я тебя обнимаю? Я ведь почти люблю тебя. И это все благодаря тому, что мы с тобой расстаемся, это наше прощание навеки сделало с нами такое чудо. Пойми, нам просто необходимо расстаться. И тогда мы сможем наконец понять друг друга – как любой человек способен понять другого».