"На Балтике не должно быть никакой войны, - настаивал Гитлер. - Это вызвало бы серьезную напряженность в германо-русских отношениях". К этой угрозе он тут же добавил, что такая напряженность могла бы привести к непредвиденным последствиям. Во всяком случае, что еще хочет Советский Союз в Финляндии? Гитлер желал это выяснить, и его визитер объяснил, что он хочет "урегулирования в таком же масштабе, как в Бессарабии", - это означало неприкрытую аннексию. Реакция Гитлера привела в смущение даже такого невозмутимого собеседника, как Молотов, который поспешил спросить мнение фюрера.
В свою очередь диктатор отвечал уклончиво: он может лишь повторить, что "не должно быть никакой войны с Финляндией, потому что такой конфликт способен привести к далеко идущим последствиям".
"Этой позицией в наше обсуждение вносится новый фактор", - резко и остроумно отвечал Молотов.
Спор становился настолько острым, что Риббентроп, должно быть, к этому времени основательно испугавшийся, вмешался в разговор, сказав, как явствует из немецких протокольных записей, "что фактически нет никаких оснований создавать проблему из финского вопроса. Скорее, это просто недоразумение".
Гитлер воспользовался этим своевременным вмешательством и быстро переменил тему. Его интересовало: смогут ли русские не поддаться соблазну поживиться добычей, учитывая, какие неограниченные возможности представятся в скором времени в связи с развалом Британской империи? И он предложил вернуться к более важным проблемам.
"После завоевания Англии, - заговорил он, - Британская империя будет разделена как гигантское, разбросанное по всему миру, обанкротившееся имение площадью 40 миллионов квадратных километров. В этом обанкротившемся имении русские получат доступ к незамерзающему океану. - До сих пор меньшинство 45 миллионов англичан - правило 600 миллионами жителей Британской империи. Пора разгромить это меньшинство... В этих условиях возникли бы перспективы мирового масштаба... Всем странам, которые, возможно, заинтересуются разделом обанкротившегося имения, придется забыть наконец о разногласиях и заняться исключительно разделом Британской империи. Это относится к Германии, Франции, Италии, России и Японии..."
Сухого, бесстрастного русского гостя, казалось, не воодушевили столь блестящие "перспективы мирового масштаба", не был он и так убежден, как немцы, - момент, который он подчеркнет позднее, - что Британская империя вскоре развалится. Он хотел бы, сказал русский дипломат, поговорить о проблемах, "более близких к Европе", - например, о Турции, Болгарии, Румынии.