чтобы излечиться от жестокого кашля, который беспокоил ее с того самого дня, как умер ее муж.
Сметсе постучал в кухонное окошко, и жена его очень испугалась.
— Муженек, — жалобно закричала она, — ты пришел меня мучить, чтобы я молилась за тебя? Я молюсь за тебя, сколько в моих силах, но могу еще больше молиться, коли так надо. Тебе нужны мессы? Ты получишь и мессы, и молитвы, индульгенции тоже получишь. Я куплю тебе индульгенции, поверь мне, муженек, только скорей возвращайся, откуда пришел!
Но Сметсе продолжал стучать.
— Мне не мессы нужны, не молитвы, а крыша над головой, и поесть, и попить; на дворе лютая стужа, сильный ветер, можно замерзнуть. Жена, отвори дверь!
Услышав эти слова, она закричала еще громче, потом начала молиться, креститься, бить себя в грудь, но дверь отворить не собиралась.
— Уходи, уходи, муженек, — только твердила она, — и мессы будут у тебя, и молитвы!
Кузнец тут приметил, что окно на чердаке было открыто: он влез через него в дом, спустился по лестнице и предстал перед женой; но, не желая напугать ее еще больше, так как она с громким криком, призывая на помощь соседок, пятилась все время назад, он не подошел к ней, а присел поодаль, на табурете.
— Разве ты не видишь, женушка, — сказал он, — что я на самом деле Сметсе и вовсе не думаю обидеть тебя?
Но она слушать ничего не хотела, спряталась в угол, и, лязгая зубами, выпучив на него глаза, делала ему знаки рукой, чтобы он удалился, — со страху она вовсе лишилась речи.
— Жена, — дружелюбно обратился к ней кузнец, — так-то привечаешь ты своего бедного мужа, так-то справляешь праздник по случаю его возвращения после долгой разлуки? Ох, ты уже позабыла, сколько лет мы дружно жили с тобой, душа в душу!
Услышав такой ласковый веселый голос, она тихо и робко ответила:
— Нет, господин покойник, не позабыла!
— Так отчего же ты так испугалась? Неужто не узнаешь жирное лицо своего мужа, его круглое брюшко, его голос, каким он когда-то с такою охотой здесь распевал?
— Узнаю, — прошептала она.
— А коли узнаешь, почему ты не смеешь подойти и дотронуться до меня?
— Ах, сударь, вот уж никак не смею, — сказала она, — говорят, что у того, кто дотронется до покойника, омертвеют руки и ноги.
— Подойди, жена, — молвил кузнец, — не верь этим вракам!
— Сметсе, ты и вправду мне не сделаешь ничего худого?
— Ровно ничего, — отвечал он и взял ее за руку.
— Ах, — спохватилась она, — бедный мой муж, ты, наверное, продрог и тебе хочется поесть и попить?
— Ну конечно!
— Так пей же, ешь и согрейся!
И пока Сметсе ел и пил, он рассказал жене, что все никак не может попасть в рай, но теперь решил захватить из своего погреба бочонок