Бывший опер внимательно выслушал предложение. Немного подумав, он сказал:
— Пятьдесят. Либо все достанется полковнику.
— Имей совесть. Я же отвечаю за сохранность.
— Что в портфеле? Проверял ведь?
— Обязательно. А вдруг там бомба? Но там не бомба, а какие-то бумаги и полторы тысячи баксов.
— Неплохо. А тебе не приходило в голову, что жетон взял убийца? Ведь милиция ничего не нашла. А ты обязан отдать вещи при получении жетона.
— Что, по-твоему, убийца псих — лезть на рожон?
— Псих. Апартаменты на щепки разложили.
— Порыскай, Петя. Может, найдешь. Тогда нам нечего бояться.
— Его там нет.
— Уверен?
— Конечно. Он у меня. Потапенко выложил жетон на стойку.
— Пятьдесят на пятьдесят. Железка болталась на ключах. Если бы ты мне ничего не сказал, то я сдал бы тебя ментам. А так — мы делим куш поровну. Вопросы есть?
— Вопросов нет, Петя. Я всегда знал, что ты настоящий сыскарь. От тебя ничего не скроешь.
Соглашение состоялось. Не всем же в этот день должно быть плохо. Кому-то должно и повезти, в конце концов. Двое таких нашлись.
Корпункт программы «Неделя», вещающий по радио и на региональном телевидении, находился в районе Мамайского перевала между Сочи и Дагомысом. Журавлев с трудом нашел контору, расположенную в одном из ветхих зданий.
Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и обошел все пять комнат. Лишь одна из них была открыта, и в ней имелась живая душа. У души были длинные ноги, коротенькая юбочка и, словно приклеенное не к тому телу, лицо. Строгое, в очках, с короткой стрижкой. Учительница начальных классов на первом году службы.
— Добрый день.
От неожиданности девушка выронила кучу папок на пол. Похоже, она разбирала шкаф, и люди сюда никогда не заходили. Вежливое приветствие возымело эффект разорвавшейся гранаты.
Журавлев помог девушке собрать папки с полу и сложить на подоконник, так как столы и стулья были уже завалены макулатурой.
— Вы меня извините, я вас напугал.
— Нет, ничего. Я уже никого не ждала в такое время.
— Кто-то вас обманул?
— Нет. Этот человек обманывать не может. Значит, у него нашлись более серьезные дела. У нас испорчен телефон, а номер моего мобильного он не знает.
— Очевидно, речь идет об Омельченко Родионе Лукиче?
— А как вы догадались?
— Сам его ищу не один час, и все впустую.
— Значит, что-то не так. Не зря я беспокоюсь. Ведь у него на руках крупная сумма денег.
— Я знаю о документах, а о деньгах ничего не слышал.
— Тридцать тысяч долларов. Арендная плата крытого Дворца спорта за проведение крупного конгресса, который состоится в понедельник. Деньги потребовали предоплатой, а за субботу и воскресенье они не пройдут через наши банки, и пришлось изыскать наличные. Но зачем, не понимаю, он повез их сам. Надо было нанять инкассаторов. А Родион Лукич решил сам везти. Говорил, что должен лично отдать деньги и получить расписку. Не хотел подключать к делу третьих лиц.