— Тогда пойдем туда, куда я предлагал.
— Никуда мы не пойдем, — возразила Людмила, подталкивая бесенка к стене, — не видишь, совсем плохо ему.
Чародейка склонилась над страдальцем, зашептала тихонько, оглаживая руками его плечи и грудь, покрытые глубокие кровоточащие порезами и ссадинами. Птах морщился, но терпел.
— Хоть бы все обошлось, — озаботилась ведьма, — жаль, трав животворных нет, мало ли какая зараза там расплодилась.
— Обо мне бы кто так заботился, — растянулся рядом кот, — все сам, все сам… — и мстительно попенял ведьме: — Если бы ты так глупо не потеряла кошель с припасами, было бы легче жить.
Людмила только хмыкнула: — Совсем память потерял, я-то тут причем? Ты ж их нёс… — отвернулась, что-то пробормотав себе под нос.
Баюн её не услышал — перед самым носом котофея сидела, поблескивая глазками-бусинками, жирная упитанная мышь.
"Мряу!" — охотничий клич закончился разочарованным стоном.
Хмурый Баюн смотрел на слегка подрагивающий хвост желанной добычи, прижатой острыми зубами Птаха. Бесенок покосился на кота и поспешно сглотнул. Кот тоскливым взглядом проводил ускользнувшего грызуна.
— Не судьба… — утешила страдальца ведьма.
"Мряв…" — котофей, прижимая лапой ещё одну полевку, такую же упитанную, как и предыдущая, подозрительно покосился на бесенка.
— Ты гляди, — подивилась Людмила, тщательно скрывая улыбку, — да их тут целый выводок.
Раздувшийся, как воздушный шар, бесенок привстал и мучительно икнул. Из пасти его полезла желтая пузырящаяся пена.
— О, так тебе и надо, — кот мигом заглотнул жалобно пищащего грызуна, — на чужой каравай рот не разе… — и заткнулся на полуслове, прислушиваясь к своим ощущениям.
Бесенок соображал быстрее. Захлебываясь истекающей пеной, он кинулся к чародейке, вцепился в рукав её кафтана, жалобно заглядывая в глаза.
— Ладно, ладно, — мимолетным движением руки ведьма смахнула с него наговор, — ты тут не причем, чего тебе мучаться-то?
— Я тоже больше не буду, — мигом пошел на попятную Баюн. Он опасался разжимать челюсти, потому и просьба его прозвучала едва слышно. Ведь знал, знал же, что лучше не злить ведьму, не удержался, и вот тебе поруха.
— Что?
— Виноват, исправлюсь, — во всю мочь заорал котофей. Сил держать пасть закрытой уже не было. Из нее выскользнули разноцветные шарики и закружили перед кошачьей мордой, на лету превращаясь в маленьких аппетитных мышат. Баюн зарычал, замахал лапами, стараясь поймать хоть одного: — "А что? Летающие мыши тоже иногда съедобны. Голод не тетка, а мать родная…".
Даже измученный Птах не удержался от смеха, что уж говорить о Людмиле — кот всегда был неподражаем, а в этой ситуации тем более.