Гуляя по одной из набережных Крыма, в укромном уголке окультуренной природы, я неожиданно для себя уловил поразительную схожесть в ощущениях между воспринимаемой мною в данный момент реальностью и тем, что я видел и переживал. Этот живой неповторимый мир восхищал своей ирреальностью, как будто кто-то выстроил очень красивую фантастическую декорацию. Глянцевые листья и белые крупные цветы магнолии, полный штиль, фонарики, причудливо отбрасывающие зеленоватый свет, спрятанные в зарослях можжевельника, застывшее море и чуть вырисовывающиеся горы – все создавало впечатление стилизованности, сценичности. Глаза, чувственный опыт говорили о том, что так не бывает, что подобное можно видеть и ощущать лишь на театральных подмостках. И только непосредственное знание этого уголка, воспоминание о частом дневном пребывании там подтверждало реальность окружения и иллюзорность восприятия. Грань между реальностью и ирреальностью, естественностью и искусственностью пролегала не столько во внешних признаках и событиях, сколько в моем сознании и бессознательном.
Так, во время прохождения одной из театральных сессий в Крыму стояла дождливая, холодная майская погода. В конце занятия внимание актеров привлекла доносящаяся с улицы мелодия (рядом на площадке оркестр репетировал вальс). Реальность «свернулась» в стенах серого неуютного помещения и обнаружилась в воображении освещенного свечами зала. Автору представилась возможность продемонстрировать относительность нашего восприятия реальности и ирреальности. Не акцентируя внимания участников группы на происходящем, автор вначале медленно и тихо, а затем во все убыстряющемся темпе начал отбивать свой ритм руками на стоящих в помещении стульях. Кто-то из присутствующих невпопад попробовал встроиться в ритмическое действие. Ритм оборвался...
Но что-то уже изменилось в атмосфере: другие глаза, тела... Мы начали снова. На этот раз ритм был подхвачен дружнее, осознаннее. Звук нарастал, разрастался, заполнял собой все пространство. Не сговариваясь, вовлекаемые в ими же заданный темп и характер ритма, люди начали двигаться. Все «погрузились» в новую реальность – «здесь и теперь» в этом «зале». А «вальс» остался там, в другом измерении, его пространство стало ирреальным, далеким от наших чувств и переживаний. Остался лишь незначительный ностальгический след от прошлого, только что реально существовавшего, но уже ушедшего, растворившегося в новой реальности, в новых чувствах. В комнате сразу стало теплее, уютнее, хотелось танцевать, петь. Но ритм оборвался (автор сделал это сознательно)... и можно было прочесть в глазах подавляющего большинства участников одну-единственную мысль: «Ну, еще! Ну же, дальше! Нам было так хорошо!»
Возможно, так проявляет себя искусство «когнитивного выразительного движения», описанное мною в книге «Психология телесного сознания», оно, на мой взгляд, наиболее содеражательно воплощает особый характер данного направления в драматическом театре.